с) Наконец, третья цель достигалась прямыми запрещениями сбывать то или иное сырье, нужное для французских мануфактур, куда бы то ни было, кроме Франции. Так бывало с шелком Италийского королевства, так пытались проделать и с испанской шерстью, которая конфисковывалась, если ее продавали нефранцузу, под предлогом, что на деле за покупателем будто бы стоит англичанин.
13. Документы показывают нам, что не все эти цели достигались в одинаковой степени. Прежде всего зависимые Берг и Швейцария, «союзная» Саксония, Силезия в раздавленной Пруссии, Богемия в побежденной Австрии оказались упорными и могущественными конкурентами Франции в области промышленной деятельности. Нечего было французам и мечтать, конечно, бороться с ними за обладание местными рынками. Перечисленные страны отбивали у французов клиентов во всей Средней и Северной Европе, их фабрикаты сбывались в огромных количествах на двух центральных ярмарках — франкфуртской и лейпцигской, получивших в эпоху Наполеона всеевропейское значение. Мало того, контрабандный ввоз фабрикатов из этих стран в Империю очень сильно беспокоил французских промышленников и озабочивал правительство. Успешность этого контрабандного ввоза, а также победы среднеевропейских конкурентов над французами на иностранных рынках объясняются, по неоднократно встречающимся отзывам представителей французского промышленного мира, относительной дешевизной рабочего труда в Швейцарии, в Берге, в Саксонии сравнительно с Францией. Но рассмотрение фактических данных при всей их скудости приводит нас к заключению, что средняя заработная плата во Франции хотя и была (чаще всего — в полтора раза, гораздо реже — в два раза) выше, нежели в указанных странах, но этим одним не может быть объяснена столь значительная дешевизна нефранцузских фабрикатов: ведь эта дешевизна доходила до того, что, невзирая на огромные страховые премии, уплачиваемые перевозчиками контрабанды, эти товары все-таки оказывались дешевле местных, французских. Для объяснения этого факта необходимо главным образом принять к соображению и другое обстоятельство: так как континентальная блокада нигде не соблюдалась так строго, как во Французской империи, т. е. странах, непосредственно принадлежащих Наполеону и им управляемых, то, естественно, колониальное сырье, необходимое для заводов и мануфактур (и прежде всего хлопок, окрашивающие вещества, сахар), было несравненно доступнее и дешевле в Саксонии, Силезии, Богемии, даже в Берге и Швейцарии, нежели во Франции.
14. Наполеон с 1809 г., а особенно с 1810–1811 гг., начинает практиковать систему лиценций; он при этом стремится, с одной стороны, облегчить получение необходимого колониального сырья Францией, с другой стороны, — посодействовать усилению сбыта французских товаров, особенно шелковых, с третьей стороны, — дать доход казне; в конце концов третий мотив начинает играть преобладающую роль, и, например, в 1813 г. правительство намечает в смете, что таможни должны дать 150–160 миллионов дохода, и сообразно с этим выдаются лиценции в колоссальном количестве. Лиценции в глазах Европы, в глазах общества, даже в глазах некоторых сановников и сотрудников Наполеона были явным и вопиющим нарушением основных принципов континентальной блокады, нарушением, посредством которого французский император желает только себя, только свою казну избавить от тяжкого бремени, возложенного им на своих вассалов и союзников. В частности, лиценции очень сильно портят отношения между Наполеоном и Александром I и немало способствуют упрочению того умонастроения в Петербурге, при котором стало возможно издание декабрьского указа 1810 г.
15. К 1810–1811 гг. обнаруживается окончательно, что не только все усилия монополизировать рынки даже слабых экономически стран не вполне удаются французскому правительству вследствие конкуренции и деятельного контрабандного ввоза, но что и вообще сами эти рынки оказываются разоренными, истощенными, безнадежно слабосильными. Италия утратила (и прежде небольшую) свою платежную и покупательную способность; торговые, но не промышленные ганзейские города, торговая, но не промышленная Голландия были прежде очень важными скупщиками и распространителями французских товаров, теперь они доведены вследствие уничтожения морской торговли до полного упадка, до совершенного обнищания. Герцогство Варшавское разоряется прекращением сбыта через Данциг, Испания, даже в той части своей, которая подчинялась правительству Иосифа Бонапарта, оказывается не упроченным, а утерянным рынком для французов, потому что страна совсем разорена непрекращающейся долголетней, неслыханно яростной народной войной против поработителей, не говоря уже о том, что английский контрабандный ввоз мог совершаться и совершался здесь в широких размерах; он шел из Португалии, из Андалузии, отовсюду, где только французская военная сила не могла держаться, в те части полуострова, которые «считались» замиренными; королевство Неаполитанское с его огромной береговой линией тоже нельзя оберечь от контрабандного ввоза, да оно и не может при общей своей бедности служить сколько-нибудь обширным рынком для сбыта французских провенансов; Иллирийские провинции сами по себе тоже не были сколько-нибудь значительным рынком сбыта, а могли бы быть важны разве в качестве дороги к странам Леванта, но сам Наполеон признает, что нельзя и думать тягаться в странах Леванта с огромным английским импортом, который по Средиземному и Черному морям, по Архипелагу и Эгейскому морю беспрепятственно распространяется по всем странам Леванта.