В некоторых торгово-промышленных кругах Франции возбуждался даже вопрос, стоит ли особенно хлопотать о процветании именно хлопчатобумажной промышленности, потребляющей иноземное сырье; не лучше ли усиленно культивировать шерстяную, полотняную, шелковую индустрию? По этому же поводу в Главном торговом совете шли споры: стоит ли держаться системы крайнего протекционизма? Каков источник относительной слабости нашей промышленности? — вопрошал один член совета. «Недостаток капиталов», — отвечал он и делал вывод, что нужно оградить Францию от «чужого труда». Другие, напротив, полагали, что именно в стране, бедной капиталами, важно создать для потребителя дешевую жизнь, а это немыслимо при протекционизме[2]. Но пока вообще вопрос о хлопке скоро был снят с очереди.
И министерство тоже знало, что не в недостатке хлопка было дело в эти годы.
В министерстве внутренних дел был произведен такой подсчет. В XI году (т. е. с 20 сентября 1802 г. до 19 сентября 1803 г.) во Францию было ввезено 18 миллионов фунтов хлопка, в XII году (1803–1804 г.) — 20 миллионов, в XIII году (1804–1805 г.) — 22 миллиона, итого 60 миллионов фунтов; из них в обработку на французские мануфактуры поступило за эти три года 53,5 миллиона. В среднем каждый фунт хлопка обошелся покупателю в 2 франка 10 сантимов. Итого хлопка было куплено за три года на сумму в 133 750 000 франков. Хлопок этот пошел на выделку нанкина, пикейных материй, ситца, муслиновых тканей и т. д. В среднем, считает министерство, каждый фунт хлопка переработанный дал товар стоимостью в 12 франков. Итого в обработанном виде все 53,5 миллиона фунтов дали 642 миллиона франков. «Прибыль в пользу Франции: 508 250 000 франков»[3].
Но если этот вопрос о сырье был пока снят с очереди, то тем настойчивее требовал разрешения другой вопрос — о безусловном воспрещении ввоза во Францию каких бы то ни было бумажных материй.
Дело шло, конечно, прежде всего об английском ввозе, и проблема осложнялась обстоятельствами, созданными непривычными «мирными» отношениями после Амьенского договора. Главный торговый совет явственно колебался и не знал, что делать в тот короткий промежуток, пока Амьенский договор считался в силе. Фабриканты утверждали, что англичанам пряжа обходится на 40% дешевле, чем французам; значит, если даже наложить пошлину в 25% стоимости, и то англичане будут иметь возможность продавать свой товар во Франции на 15% дешевле, чем французы; наложить 30%, и то 10% преимущества позволят англичанам безраздельно завоевать весь французский рынок[4]. Что же делать? Запретить английские товары вовсе, наложить запретительную пошлину? Но это прямым путем вело к взрыву новой войны.
В эти минуты явной растерянности Главному торговому совету приходила в голову и такая мысль: так как с английской пряжей бороться все равно безнадежно, а напротив, в ткацкой фазе производства французы не уступают англичанам, то не разрешить ли (с некоторой, впрочем, пошлиной) ввоз во Францию английской хлопчатобумажной пряжи, которую, значит, можно будет рассматривать тоже как сырье, поступающее во Францию в дальнейшую обработку?[5] Но это значило бы поставить крест над введением во Франции машинного производства, которое бы со временем позволило достигнуть такого же удешевления пряжи. Мысль была оставлена. Приходила мысль и вовсе махнуть рукой на «экзотическую» хлопчатобумажную промышленность: беды не будет, народ обратится по-старинному к шерстяной пряже, к полотняному производству, и это» его вознаградит[6].
Уже в сентябре и октябре 1805 г. (декретами 1-го дополнительного дня XI года и 6 брюмера XII года) Наполеон сильно повысил таможенные ставки на ввозимые во Францию бумажные материи. Эта мера была прямо направлена против английской индустрии, которая ввиду войны окольными путями, через континентальные границы, ввозила во Францию свои фабрикаты. Но ничего из этого мероприятия не вышло, и уже в начале января 1806 г. Наполеону подается петиция от лица и за подписями нескольких десятков фабрикантов, владельцев, прядилен и ткацких мануфактур в департаментах l’Eure и Нижней Сены. Они констатируют, что на сентябрьский декрет императора англичане ответили сейчас же соответственным понижением цен на свои фабрикаты, и те, которые прежде находили выгоду во ввозе английских материй во Францию, и теперь продолжают эту выгоду находить[7]. Средства Англии так могучи, сырье обходится ей так дешево, что она «и теперь еще предлагает вытканную материю почти по той же цене, во сколько французским фабрикантам обходится пряжа»[8].
4
Нац. арх. F12* 191. Séance du 18 messidor, an X. Ср. также заседание 9 messidor’a, 5 messidor’a.
5
Нац. арх. F12* 191. Séance du mardi 5 prairial, an X: Puisque les Anglais remportent pour le prix et la qualité des cotons filés et qu’ils nous cèdent pour la confection des étoffes, pourquoi les cotons filés ne seraient-ils pas traités comme une matière première tout aussi nécessaire aux besoins de nos manufactures que les soies que nous tirons de l’étranger?…Le conseil a loué les vues de ce rapport… etc.
6
Там же:… si cette branche nous échappe, le peuple reprendra ses anciennes habitudes de filer le chanvre et la laine, et le commerce des draps et des toiles nous dédommagera de la perte d’une industrie que j’ose appeller exotique et qui résisté aux soins qu’on prend pour l’acclimater.
8
Нац. арх. AF. IV. 1318.