Большой научно-политический интерес представляют страницы «Экономическо-философских рукописей», посвященные критическому разбору доктрин утопического коммунизма, коммунизма «в его первой форме». Незрелость этого «грубого коммунизма» заключается в том, что он стремится противопоставить частной собственности «всеобщую» частную собственность, т.е. ратует за уравнение частного владения и за равенство заработной платы. По сути это лишь форма проявления отношений частной собственности. Это находящийся под влиянием частной собственности уравнительный, или «деспотический», коммунизм. Он отрицает личность человека, ориентируется на всеобщее нивелирование, на минимум потребностей, у него «определенная ограниченная мера» (там же, стр. 114 – 116).
Утопическим, незрелым воззрениям Маркс противопоставляет выдержанное пока еще в философских терминах Фейербаха свое понимание коммунизма: «Коммунизм как положительное упразднение частной собственности – этого самоотчуждения человека – и в силу этого как подлинное присвоение человеческой сущности человеком и для человека; а потому как полное, происходящее сознательным образом и с сохранением всего богатства предшествующего развития, возвращение человека к самому себе как человеку общественному, т.е. человечному. Такой коммунизм, как завершенный натурализм, = гуманизму, а как завершенный гуманизм, = натурализму; он есть действительное разрешение противоречия между человеком и природой, человеком и человеком, подлинное разрешение спора между существованием и сущностью, между опредмечиванием и самоутверждением, между свободой и необходимостью, между индивидом и родом. Он – решение загадки истории, и он знает, что он есть это решение» (там же, стр. 116).
Среди глав о доходах наиболее критична в отношении выводов буржуазной политэкономии глава «Земельная рента». Маркс считает нелепым утверждение Смита, будто интересы земельного собственника всегда идентичны интересам общества. Напротив, интересы земельного собственника враждебно-противоположны интересам арендаторов, батраков, промышленных рабочих и даже капиталистов. Вследствие конкуренции интересы одного земельного собственника отнюдь не идентичны интересам другого. Вовлечение земельной собственности в торговый оборот имеет своим неизбежным результатом окончательное падение старой земельной аристократии, уничтожение различия между капиталистом и земельным собственником. Маркс отмечает, что в Англии крупное землевладение уже утратило феодальные черты и приобрело предпринимательский характер. И это является необходимым с точки зрения общего исторического прогресса.
Маркс согласен с тезисом буржуазных экономистов о том, что крупная собственность дает определенные экономические выгоды по сравнению с мелкой собственностью. В то же время он показывает, что крупная частная земельная собственность, как и всякая частная собственность, обрекает наемных рабочих на полную нищету. Разрешить противоречия развития богатства, возникающие на основе частной собственности, в том числе и в земледелии, можно лишь устранив эту основу, превратив частную собственность в общественное достояние. «Ассоциация, в применении к земле, – пишет Маркс, – использует выгоды крупного землевладения в экономическом отношении… Точно так же ассоциация восстанавливает разумным путем, а не посредством крепостничества, барства и нелепой собственнической мистики, эмоциональное отношение человека к земле: земля перестает быть объектом торгашества и благодаря свободному труду и свободному наслаждению опять становится подлинным, личным достоянием человека» (там же, стр. 83). Маркс гениально предвосхищает преимущества коммунистической организации сельского хозяйства, показывает, что в этом преобразовании вместе с пролетариатом кровно заинтересовано все трудовое крестьянство. Это положение явилось фактически предпосылкой сделанного позднее Марксом вывода о необходимости прочного союза рабочих и крестьян в классовой, политической борьбе.
В «Предисловии» к «Экономическо-философским рукописям» Маркс указывает, что он намерен в своем сочинении заключительную главу посвятить критическому разбору гегелевской диалектики и немецкой философии вообще в противовес так называемым «критическим критикам» – младогегельянцам, которые, вульгаризируя Гегеля, подменяли революционную теорию и революционное действие высокопарной фразеологией, шумливой, оторванной от жизни, от насущных задач эпохи кампанией в прессе.