Раб Менона, уловив порядок, в котором ему задавали вопросы, правильно ответил на все, что у него спрашивали о геометрии, как если бы эта наука была врождена ему вместе с чувством порядка; об этом говорит Платон в «Меноне»[536]. Кто умеет возводить к порядку все, что изучает и исследует, тот совершенствуется. Не бывает искусным ни ритор, ни кто бы то ни было, если его речи недостает порядка; чуждый порядку не понятен ни себе, ни другим. Порядок это сияние премудрости, без него в ней не было бы ни красоты, ни ясности, ни вообще ее не было бы и не было бы ее исполненных мудростью действий. Легко вспоминается то, что приведено памятью в порядок, как показывает мнемоническое искусство, основанное на упорядоченном расположении [материала]. Чтец для запоминания и понимания делит материал и упорядочивает разделенное. Словом, порядок явно самым прямым образом причастен свету премудрости.
32. О том же
Высшая премудрость ввела порядок на небе и земле и во всех вещах, сама обнаружившись наилучшим образом, каким ее может вместить творение. В самом деле, порядок войска являет разумность упорядочившего его предводителя яснее, чем все его действия[537]. Порядок универсума — тоже первый и точнейший образ вечной и нерушимой премудрости, благодаря которой вся машина мира сохраняется в красоте и согласии. Как прекрасно она поместила связующее звено универсума — человека, этот микрокосм, — на верхней ступени чувственной и на нижней ступени умопостигаемой природы, соединив в нем как в посреднике нижнее временное и верхнее вечное. Она дала ему место на горизонте времени и вечности, как того требовал совершенный порядок. Сходясь с другими живыми существами в ощущениях, мы сознаем в себе сверх того ум, способный понимать и славить порядок, благодаря чему знаем, что можем обнять всеупорядочивающую бессмертную премудрость и связаны с Богом и интеллигенциями. Как в той части, которой мы связаны с животными, мы имеем животную природу, так в той части, которой связаны с интеллектуальной природой, мы причастны интеллектуальной природе, так что смерть животной части не угашает духа, связанного с вечными духовными началами.
Больше того, мы знаем, что по освобождении от возможности умереть[538] наша смертная природа через связь, соединяющую ее с бессмертной, может подняться к жизни бессмертного духа силою Слова Божия, которым все стало, воплощенного в человеке Иисусе Христе. В нем человечность связывает временное и вечное, низшую и временную природу не только с высшей и вечной, но и с Богом-Ттворцом, и с его вечным бессмертием, лишь бы мы приняли образ Христа, нашего посредника, что достигается верой и любовью. И наконец, что прекраснее дивного порядка его возрождения, каким он пришел к описанному в святых Евангелиях воскресению жизни? Мы что-то говорили о полях охоты за мудростью, но здесь воплощенная премудрость въявь показала нам свой путь, каким умерший приходит к воскресению жизни, последней цели всех искании. Мы ищем премудрости, чтобы не знать смерти. Но никакая премудрость не освободит нас от этой телесной и страшной смерти, и поэтому истинная премудрость та, через которую неизбежность смерти превращается в добродетель, обеспечивая и удостоверяя нам воскресение жизни. Такое дается только держащимся пути Иисуса и его добродетели. Всю силу надо вложить сюда, и только на этом пути обретается та надежная добыча, за которой следует обладание бессмертием.