Видя потом, что причина всего достойного хвалы — возможность-бытие и что десять достохвалъных совершенств достохвальны благодаря причастности к ее хвале, я называю возможность-бытие хвалой, которая есть все, что может быть, ибо она источник и причина всего достойного хвалы[545]. Не неуместно мне восхвалять возможность-бытие как хвалу, раз великий пророк Моисей говорит в своей песни: «Хвала моя Господь»[546]. Я вижу в Боге сущностную причину всего достойного хвалы и поэтому вижу также, как приведенный выше Дионисий, что сущности, или ипостаси, всего, что стало и станет, суть то, что они суть, благодаря причастности к достойному хвалы.
Это я и добыл в своей охоте: Бог мой хвалим через все достойное хвалы не как причастный к хвале, а как сама абсолютная слава, хвалимая сама по себе, причина всего хвалимого и потому опережающая и превышающая все достойное хвалы как высший предел всего достойного хвалы и его возможность-бытие; а все дела Бога достойны хвалы потому, что состоят из причастности к [десяти] достохвальным совершенствам. Через них восхваляется Бог как причина и все достохвальное — как причиненное им. Знаю при этом, что мой Бог выше всякой хвалы и ничто достохвальное не может восхвалить его, как он достоин, а всякому стремящемуся хвалить его все лучше и лучше он открывает сам себя, давая видеть, что достохвален, славен и всепревознесен вовеки. Не только благость, которою он всем сообщается, или величину, которую он всему придает, или красоту, которую он всем дарит, или истину, которой ничто не лишено, или премудрость, которая все упорядочивает, или радость, которою все наслаждается в самом себе, или совершенство, которым все славится, или свет, которым все озаряется, или равенство, которым все очищается, или достаточность, в которой все успокаивается и удовлетворяется, или другие божественные [совершенства], к которым все приобщается, но самого Бога богов хвалят на Сионе, созерцая его в его откровенном свете.
36. О том же
Если хорошенько подумать, истина, истинное и подобное истине суть все, что можно видеть зрением ума. Истина есть все то, чем может быть; она не допускает прибавления и уменьшения, пребывая вечно постоянной. Истинное есть невременное подобие вечной истины, как она сообщается интеллектуальной сфере; и поскольку одно истинное истиннее и яснее другого, истинное, которое не может быть истиннее, есть абсолютная и вечная истина: вечная истина есть акт, от которого идет всякая истинность и который делает истинным и себя, и все. А подобное истине — это временное подобие умопостигаемого истинного; так, чувственное есть подобие истинного, ибо образ умопостигаемого, как справедливо говорил Дионисий; Платон до него тоже понимал это. Интеллект истинен, равно как благ, велик и так далее в отношении остальных десяти, поскольку он интеллектуальное приобщение к ним. Сверх того он еще и в своем понимании истинен, когда приравнивается (adaequatio) понимаемой вещи; ведь умопостигаемая вещь истинно понимается тогда, когда ее умопостигаемость так очищена от всего внешнего, что актуально становится умопостигаемым видом, или смыслом, вещи, и тогда интеллект актуально истинен, поскольку отождествляется с понимаемым.
Преходящее понимается только через свою непреходящую идею: интеллект отвлекает от ощущаемого его умопостигаемый образ. В самом деле, умопостигаемая идея горячего не горяча, холодного — не холодна π так далее; чтобы истинно воспроизводить (repraesentet) форму вещи, словно ее истинный прообраз, она свободна от всякой изменчивости. И поскольку только эта бестелесная и нематериальная идея вещи понимается актуальным образом и преобразуется в актуальность интеллекта, очевидно, что интеллект выше всего временного и тленного и по своей природе постоянен (perpetuum). Всего яснее ты в этом убеждаешься, видя, что быстрее поддается пониманию материя, очищенная от всего тленного и уже не нуждающаяся в абстрагировании. Так, по Проклу, абсолютное единое само по себе понятно и сообразно интеллекту, как свет зрению; сходным образом сами по себе известны другие умопостигаемые вещи, служащие началами в математике и других науках: это идеи самих себя, или умопостигаемые смыслы.
37. Одно пояснение
Повторю одну часто говорившуюся вещь, потому что в ней основа всей нашей охоты: ставшее, поскольку оно следует за возможностью стать, никогда не таково, чтобы возможность стать определилась в нем полностью. Хотя возможность стать в своем актуальном осуществлении приходит к определенности, однако не к абсолютной: скажем, в Платоне определилась возможность стать человеком, но не вся полностью возможность стать человеком определилась в Платоне, а только тот модус ее определения, который можно назвать Платоновым; остаются бесчисленные другие, в том числе более совершенные модусы, и даже в Платоне возможность стать человека не достигла своего предела, — человек может стать многим, скажем музыкантом, геометром, механиком, чем Платон не был. Возможность стать находит абсолютный предел только в возможности-бытии, своем начале и вместе конце, по свидетельству Дионисия; так число достигает предела в монаде, своем начале и вместе конце: начало всякого числа монада и его конец тоже монада[547]. В мире, однако, возможность стать определяется актуально способом, каким совершеннее и лучше не может. Наше правило гласит, что среди вещей, допускающих увеличение и уменьшение, мы приходим не к максимуму просто, а только к актуальному максимуму; например, в количестве, всегда допускающем увеличение, мы не приходим к максимальному количеству, больше которого не может быть, — этот максимум, больше которого не может быть, предшествует количеству,-· но мы приходим к актуально максимальному количеству, каково количество универсума.