С другой стороны, полное отождествление юридических законов с моральными в социально-философской доктрине Гоббса проливает конкретный свет на его концепцию свободы, возможной, как мы видели, лишь в определенном сочетании с необходимостью. Концепция эта не просто абстрактно-философская, но и конкретно-социальная. В условиях хорошо организованного правового строя свобода означает беспрекословное подчинение юридическим нормам, устанавливаемым в силу всеобщего договора. Однако его всеобщность не означает, что участники договора передают носителям власти все без исключения присущие им естественные права. Поэтому далеко не все отношения между подданными и сувереном могут и тем более должны определяться законами. Автор «Гражданина» (XIII 15; XIV 3), с одной стороны, подчеркивает необходимость сильной государственной власти, не позволяющей своим подданным вести себя по собственному произволу. С другой же – он видит вред чрезмерного регулирования жизни людей детальными законами, угнетающими личную инициативу граждан и тем более убивающими их нолю к жизни. «Существует большое различие между законом и правом,- подчеркнуто здесь,- ибо закон – это узы, право же есть свобода, и они противоположны друг другу» [44]. Хотя государство, по Гоббсу, возникает в результате всеобщего договора участников, появляющаяся в результате власть трактуется антидемократически. Для сопоставления нелишне указать, что в других вариантах договорных теорий того же века подчеркивался как раз приоритет народа как подлинного суверена государственной власти (такая теория была, например, сформулирована в Англии младшим современником Гоббса известным поэтом и политическим мыслителем Джоном Мильтоном, а в следующем веке во Франции – великим писателем и социальным философом Руссо) . Гоббс же видел в государственной власти самосущую ценность, свободную от любых посягательств, могущих ее ослабить или тем более разрушить, что отбросило бы общество вспять к естественному состоянию. Такую концепцию власти Гоббс обосновывал тем, что подданные вступают в договорные обязательства друг с другом, свободно отказываются от большинства принадлежащих им естественных прав и уже не вправе востребовать их обратно у власти, возникающей в результате их же договора. Поэтому дело власти приказывать, а граждан – подчиняться. Ведь в самих этих приказаниях-законах выражен не произвол, а разумная необходимость, поэтому без них невозможна нормальная жизнь.
Конечно, можно подметить определенную дифференциацию понятия власти и некоторую эволюцию формулировок у автора «Гражданина» и «Левиафана», хотя в общем ом следует тем политическим классификациям, которые были сформулированы Аристотелем и другими античными политическими мыслителями. Так, в первом, английском издании «Левиафана», отражая революционные изменения в Англии с позиции буржуазных кругов, установивших диктатуру Кромвеля, для обозначения государства Гоббс использовал термин «общественное благо» (commonwealth), являющийся английским эквивалентом латинского термина «республика». Однако в условиях реставрации Стюартов и воцарившейся реакции в феодальном духе автор «Левиафана» в его латинской редакции 1668 г., не меняя ни принципов, ни общего духа этого произведения, заменил этот термин словом «монархия».
При этом Гоббс оставался этатистом («государственником»), сторонником сильнейшей централизованной власти и противником ее разделения (что будет обосновано его младшим современником Джоном Локком, теоретиком буржуазного либерализма, отразившим завершение английской буржуазной революции в 1688 г.). Разделение же власти, по Гоббсу, только ослабило бы ее. При этом форма государственного правления – демократическая, аристократическая или монархическая, по его убеждению, не является решающей, ибо «народ правит во всяком государстве» [45], поскольку действию естественных законов суверен подчинен так же, как последний из его подданных.