— Но давайте смотреть правде в глаза! — возмутился я. — Ведь от него до последнего времени действительно не было никакой пользы!
— И вы расстроились, когда он ее принес?
— Нет. Конечно, нет. Я лишь обеспокоен тем, что он сказал. «Мне есть чем поделиться…» Какой смысл был вложен в эти слова?
— Не знаю, капитан. И это не так уж важно теперь. Есть проблемы посерьезней… Что нам делать без лошадок? Припасы придется оставить здесь. Мы возьмем лишь небольшую часть, главным образом — воду. Если, конечно, они не вернутся…
— Не вернутся, — сказал я. — Они ждали подходящего момента с тех пор, как мы покинули город. И улизнули бы уже давно, если б не Хух. Он держал их в узде.
— Врасплох застали, — подал голос Хух. — Я ударил по ним два раза, но ничего не добился.
— Жуткая мысль пришла мне в голову… — задумчиво сказала Сара. — Не исключено, что это хорошо отработанная процедура. Завести в глухомань и бросить… Пропадайте…
— С кем-то, возможно, тем бы и завершилось, но не с нами, — успокоил я ее. — Нес сидящими у этого костра.
Она посмотрела на меня очень пристально и серьезно.
— Не понимаю — это шутка или бодрячество?
— Это оптимизм, — ответил я. — Вы даже не представляете, как он бывает важен.
— По-моему, вы уже знаете, что нам делать. Вас озарило, и вы еле удерживаетесь от изложения своего гениального плана.
Конечно, вам приходилось бывать и не в таких переделках! Но вы никогда не паниковали! Вы…
— Сара. Давайте поговорим утром…
Самым ужасным было то, что я оттягивал принятие решения. Такого со мной еще не случалось. Я всегда разбирался со своими проблемами немедленно. Может быть, эти неприветливые пространства со скрюченными деревцами так влияли на меня — подавляя, просачиваясь внутрь своей безысходностью? И я потихоньку растворялся в ландшафте, становясь маленькой, бесстрастной его частичкой?..
— Утром, — сказала Сара, — мы пойдем смотреть косточки.
ГЛАВА 13
Кости лежали примерно в полумиле от края оврага — там, где он круто поворачивал влево. Я ожидал увидеть несколько разбросанных костей, белеющих на фоне грязновато-коричневой земли. Но их была целая куча, тянувшаяся от склона до склона.
Это были крупные кости, диаметром в фут и больше. А ухмыляющийся череп, который, казалось, смотрит прямо на нас, своими размерами напоминал слоновый.
Все кости были пожелтевшими и полуискрошенными — солнце и непогода сделали своё дело. Часть их валялась чуть в стороне, когда-то, вероятно, обглоданная падальщиками.
За костями овраг резко обрывался. Крутой склон с торчавшими из него, как изюм, камешками и валунами нависал правильным полукругом. Камни лежали и у самого подножия этой земляной стены.
Место было достаточно мрачным. Тягостное чувство, вызываемое мертвой землей, предельно усиливалось этим ужасным скоплением костей.
Я чувствовал себя паршиво. Мне было не по себе — как никогда. Мучительно хотелось бежать отсюда куда глаза глядят. Казалось, что-то, происшедшее здесь, оставило после себя недобрую ауру, соприкасаться с которой не следовало никому.
И тут она подала голос.
«Благородные дамы и господа! — услышали мы громкое и радостное приветствие. — Прошу вас сжалиться надо мной и вызволить меня отсюда, из неловкого и стеснительного положения, в котором я пребываю так долго!»
Даже если бы мне заплатили миллион, я не смог бы шевельнуться. Голос парализовал меня.
«Я у стены! За кучей камней, оказавшихся столь плохой крепостью, что все, кроме меня, погибли!»
— Возможно, это западня, — сказала Сара, и в голосе ее послышались металлические нотки. — Лошадки бежали оттого, что учуяли западню.
«Прошу вас! — продолжал пискливо умолять голос. — Здесь уже были другие, но они ушли! Вам нечего бояться!»
Я шагнул вперед.
— Нет, капитан! — закричала Сара.
— Если мы уйдем, — сказал я, — нас замучит любопытство…
У меня вовсе не было желания говорить так. Единственное, что я хотел, — повернуться и убежать. Но решал уже не я, а кто-то другой вместо меня.
Подойдя к горе костей, я стал на нее карабкаться. Ноги скользили, не находя опоры: кости крошились и разъезжались под ними. Но я одолел подъем и перешагнул на другую сторону.
«О великодушное существо! — восторженно рыдал голос. — Исполненное сострадания, ты явилось освободить мою недостойную персону!»