— «Фишхук» поглощает нас, — сердито продолжал Дальтон. — Лишает нас средств к существованию. Он разрушает стройную систему писаных и неписаных законов, которые на протяжении веков вырабатывались умными людьми, глубоко преданными интересам общества. «Фишхук» разваливает торговлю. Медленно, но неуклонно разоряет нас одного за другим. Взять хотя бы эти «мясные овощи»! Надо же такое выдумать. Сажаешь в грядку семена, а потом идешь и выкапываешь эдакий картофель, в котором протеина больше, чем в мясе.
— И теперь миллионы людей едят мясо, чего раньше не могли себе позволить, получая, благодаря вашей замечательной «системе писаных и неписаных законов», гроши.
— А фермеры! Подумайте о тех, кто вложил капиталы в торговлю мясом. Я уже не говорю о компаниях по производству тары.
— Конечно, по всем правилам следовало бы поставлять семена только фермерам или владельцам универсамов либо продавать их не по десять центов за штуку, а по доллару или полтора. Тогда, конечно, натуральное мясо смогло бы конкурировать с семенами, а экономика не испытала бы никаких потрясений. Но в таком случае, естественно, эти миллионы людей никогда…
— Простите, — запротестовал Дальтон, — но вы не понимаете, что экономика — движущая сила нашего общества. Уничтожьте экономику, и вы уничтожите человека.
— Очень и очень сомневаюсь.
— Но правоту моих взглядов подтверждает история. Торговля создала мир, который нас сегодня окружает. Торговля открывала новые земли, отправляла корабли в далекие края, строила заводы и…
— Я вижу, мистер Дальтон, вы хорошо знаете историю.
— Да, мистер Блэйн, неплохо. И особенно меня интересует…
— Тогда вы должны были заметить, что мысли, обычаи и убеждения со временем устаревают. Это можно прочитать на каждой странице вашей истории. Меняется мир, и меняются люди и их взгляды. Вам никогда не приходило в голову, что экономика, о которой вы так тревожитесь, устарела и… больше не приносит пользы? Что она сыграла свою роль в развитии человечества, и мир пошел дальше, и теперь экономика — понятие историческое, нечто вроде бронтозавра?
Дальтон даже подскочил в кресле, волосы его стали дыбом, сигара чуть не выпала изо рта.
— Боже мой! — воскликнул он. — Это ужасно. Неужели «Фишхук» в самом деле так думает?
Блэйн сухо усмехнулся:
— Нет, так думаю я, и у меня нет ни малейшего представления о позиции «Фишхука». Я ведь не член Правления.
Вот так всегда, подумал Блэйн. Куда ни пойдешь, всюду одно и то же. Вечно кто-то пытается выудить хоть какой-нибудь намек или крошечный секретик, касающийся «Фишхука». Эта стая стервятников, это сборище соглядатаев, которые жаждут знать, что же происходит, и воображают гораздо больше того, что есть на самом деле.
Дальтон снова откинулся на спинку кресла. Огромная сигара опять надежно держалась у него во рту, а волосы улеглись назад ровными рядами, словно их пригладили расческой.
— Вы утверждаете, что не состоите в Правлении. Значит, вы разведчик?
Блэйн кивнул.
— И вы летаете в космос и посещаете другие звезды и планеты?
— Да, именно.
— Но, в таком случае, вы — парапсих!
— Да, нас так называют. Хотя, простите за прямоту, в приличном обществе это слово стараются не употреблять.
Смутить Дальтона было невозможно.
— Интересно, что вы там видите?
— К сожалению, мистер Дальтон, я не могу ответить вам на этот вопрос.
— Вы летаете один?
— Нет, беру с собой тайпер.
— Тайпер?
— Такой механизм, набитый всякими приборами, которые записывают все, что происходит вокруг.
— Так эта штука летает вместе с вами?
— Да нет же, повторяю вам, я беру ее с собой. Когда я вылетаю, то прихватываю ее с собой, как портфель.
— Значит, только ваш разум и этот механизм?
— Да, мой разум и этот механизм.
— Но это невероятно!
Блэйн промолчал. Дальтон извлек сигару изо рта и внимательно осмотрел ее. Конец сигары был так изгрызен, что изжеванные листья мокрыми прядями свисали вниз. Сосредоточенно сопя, Дальтон покрутил сигару, чтобы завернуть размокшие листья, и отправил ее обратно в рот.
— Давайте вернемся к тому, с чего мы начали, — изрек он с величественным видом. — У «Фишхука» имеются всякие там дьявольские штуки. Ладно. Бог с ним. Думаю, перед поступлением в продажу все тщательно проверяется. И никто не был бы в обиде — да, сэр, никто, — если бы «Фишхук» торговал через различные официальные организации. Но «Фишхук» не желает, чтобы эти штуки продавал кто-либо другой. Он открыл собственные лавки. Мало того, для вящей обиды назвал эти лавки факториями[1]. Можно подумать, что «Фишхук» имеет дело с толпой дикарей.