Абрахам встал.
— Так принимаемся задело. Ты, Стив, я думаю, останешься в лагере.
Шеридан кивнул.
— Буду около радио ждать от вас сообщений — как только у нас появится что сообщить.
Роботы принялись за дело. Они начали скрести и шлифовать друг друга и занимались этим, пока не засверкали. Достали из ящиков блестящую мишуру и прикрепили ее к себе магнитными скрепками. Тут были разноцветные шарфы, ряды сверкающих кусочков металла, ювелирные изделия, выполненные хоть и не в самом лучшем вкусе, однако рассчитанные специально на то, чтобы произвести впечатление на гарсониан.
Приготовив грузолеты, они нагрузили их образцами товаров из торгового склада. Шеридан развернул карту и показал каждому его деревню. Быстро проверили рации, посмотрели, не забыли ли взять с собой доски для записи заказов.
К полудню все улетели.
Шеридан вернулся в палатку, сел на складной стул и через уступы берега устремил взгляд на озеро, искрившееся в лучах полуденного, высоко стоящего солнца.
Наполеон принес обед и, аккуратно подобрав на колени белый фартук, чтобы не мести им землю, уселся рядом на корточки. Свой высокий белый колпак он сдвинул набок, и от этого вид у него стал прямо-таки ухарский.
— Как, по-твоему, все обернется, Стив?
— Заранее никто ничего не скажет, — ответил Шеридан. — Ребята настроились на то, что будет легко, и я хочу надеяться, что они окажутся правы. Но это чужая планета, а за жителей чужой планеты никогда нельзя ручаться.
— Считаешь, что есть риск?
— Я ничего не считаю. Сижу, жду и пытаюсь надеяться на лучшее. Вот когда начнут поступать сообщения…
— Если ты так тревожишься, то почему бы тебе не отправиться и не посмотреть самому?
Шеридан покачал головой.
— Наппи, подумай сам: я не продавец, а эта бригада — продавцы. Нет никакого смысла отправляться туда самому — я ведь не получил нужной подготовки.
И если уж говорить начистоту, вообще никакой, подумал он. Он не продавец, он не космический рабочий, он ничто из того, что есть или чем могут быть роботы.
Он только человек, и все: шестеренка, необходимая для экипажа, составленного из роботов.
Закон гласил: задание роботу или группе таковых может быть дано лишь в том случае, если за выполнением его будет наблюдать человек. Но дело было не только в этом законе. Существовало, пожалуй, что-то органически свойственное роботам, не встроенное в них специально, но нечто такое, что всегда в них было и, очевидно, всегда будет: нерасторжимая связь между роботом и его хозяином.
Отправленный без человека экипаж роботов начал бы делать ошибку за ошибкой, все бы у них шло вкривь и вкось и под конец развалилось бы совсем — они не только не приносили бы пользы, они принесли бы вред. Когда же их сопровождал человек, почти не было предела тому, что хотели или могли совершить роботы.
Возможно, думал он, они испытывают потребность в руководстве, хотя, если говорить правду, люди не такие уж и хорошие руководители, возможно, им необходим какой-то символ авторитета, и, однако, отдавая дань уважения и внимания своему хозяину, роботы на самом деле никаких авторитетов не признают.
Тут что-то более глубокое, сказал себе Шеридан, чем просто руководство или просто авторитет. Это можно сравнить с привязанностью и пониманием, которые связывают такими прочными узами человека и собаку, и, однако, тут нет и намека на поклонение, с которым собака взирает на человека.
Он сказал Наполеону:
— Ну, а ты? Неужели тебе никогда не хочется побродить? Только скажи, и ты пойдешь.
— Мне нравится готовить, — заявил Наполеон. Он поковырял в земле металлическим пальцем. — Пожалуй, Стив, правильно будет сказать, что во мне довольно много от старого слуги.
— Стоит сменить трансмог, и все будет по-другому.
— А кто тогда станет для тебя готовить? Ты же знаешь, повар ты никудышный.
Шеридан съел обед и остался сидеть на стуле, глядя на озеро и дожидаясь первых радиосообщений.
Наконец-то они приступили к делу. Все, что ему предшествовало — погрузка, долгое путешествие в космосе, выход на орбиту и разгрузка, — было не более чем простой подготовкой к сегодняшнему дню.
Да, наконец они приступили, но и только. Предстоят еще месяцы работы. Предстоит множество затруднений и тысяча неприятностей. Но они провернут все, гордо и уверенно сказал он себе. Ничто, абсолютно ничто не остановит его ребят.