Пока он падал, я увидел, как Милк-Ривер ударил второго револьверным стволом по затылку.
— А мы вроде неплохо сработались, — сказал мой загорелый помощник, нагнувшись, чтобы подобрать неприятельское оружие.
Громогласные проклятия бородатого затрудняли нашу беседу.
— Которого ты оглушил, я суну в погреб, — сказал я. — Следи за Игнасио: вернусь — мы его перевяжем.
Оглушенный очнулся только тогда, когда я проволок его полдороги до подвала. Остальную часть дороги подгонял револьвером, потом пинком отправил внутрь, пинками отогнал остальных арестантов от двери, закрыл ее и запер перекладиной.
Когда я вернулся, бородатый перестал шуметь.
— За тобой кто-нибудь едет? — спросил я, опустившись возле него на колени, и перочинным ножом принялся разрезать на нем штанину.
Вместо ответа я услышал разные сведения о себе, о моих родителях и моих повадках. Все оказались неверными, зато колоритными.
— Язык ему, что ли, к ноге примотать? — предложил Милк-Ривер.
— Пускай покричит!
Я снова обратился к бородатому:
— На твоем месте я бы ответил на этот вопрос. Если наездники X. А. Р. прискачут за тобой сюда и застанут нас врасплох, — руку даю, что тебя линчуют.
Он об этом не подумал.
— Si, si… Пири и его люди. Они seguir — mucha rapidez![19]
— Кроме тебя и этого второго у вас кто-нибудь остался?
— Нет! Ningun![20]
— Милк-Ривер, попробуй разведи перед домом костер побольше, а я тут кровь остановлю этому гусю.
Парень посмотрел на меня разочарованно.
— Что же, мы им и засады никакой не сделаем?
— Нет, если не возникнет необходимости.
Пока я накладывал мексиканцу жгуты, Милк-Ривер развел исполинский костер, который освещал и дома, и почти всю впадину вокруг них. Я собирался отправить Игнасио с Милк-Ривером в дом, — на случай если не смогу сговориться с Пири. Но не успел. Едва я начал объяснять мой план Милк-Риверу, как из темноты донесся бас Пири:
— Руки вверх, эй, вы!
— Спокойно! — предостерег я Милк-Ривера и встал. Но рук не поднял.
— Представление окончено! — крикнул я в темноту, — Подъезжайте!
Прошло десять минут. На свету появился Пири. Его квадратное лицо было угрюмо и покрыто разводами грязи. Лошадь — вся в бурой пене. В обеих руках он держал револьверы.
За ним следовал Данн — такой же грязный и угрюмый, и тоже с оружием наготове.
За Данном никто не выехал. Значит, остальные рассредоточились вокруг нас в темноте.
Пири нагнулся над головой лошади, чтобы рассмотреть Большого Игнасио, который замер на земле, затаил дух.
— Мертвый?
— Нет… ранен в руку и в ногу. Кое-кто из его друзей у меня под замком, в доме.
При свете костра бешено сверкнули белки его глаз.
— Других можешь оставить себе! — грубым голосом сказал он. — Нам хватит этого.
Я понял его правильно.
— Все у меня остаются.
— Я тебе ни на грош не верю! — прорычал мне сверху Пири, — Я позабочусь сам, чтобы налеты Игнасио кончились раз и навсегда! Я с ним разберусь!
— Ничего похожего.
— Как же, интересно, ты мне его не отдашь? — Он злобно засмеялся. — Или думаешь, что нас с ирландцем двое? Если не веришь, что ты окружен, — рыпнись!
Я верил ему, но сказал:
— Это не имеет значения. Если бы я был бродяга, или старатель, или вообще какой-нибудь одиночка без связей, ты бы со мной долго не церемонился. Но я не такой, и ты понимаешь, что я не такой. Я на это рассчитываю. Игнасио ты получишь, только если меня убьешь. Никак иначе! Вряд ли он тебе так нужен.
С минуту он глядел на меня. Потом коленями подал лошадь к мексиканцу. Игнасио сел и начал умолять меня, чтобы я его спас.
Я медленно поднял правую руку к револьверу, который был у меня под мышкой.
— Брось! — рявкнул Пири, направив оба револьвера мне в голову.
Я улыбнулся ему, медленно вытащил револьвер, медленно повернул его — так, что он оказался между револьверами Пири.
Эту позицию мы сохраняли довольно долго: времени, чтобы вспотеть, хватило на обоих. Неуютное положение!
В его воспаленных глазах мелькнула непонятная искра. Я слишком поздно понял, что за ней последует. Револьвер в его левой руке отвернулся от меня — выстрелил. В темени Игнасио появилась дыра. Он свалился набок.
Милк-Ривер, ухмыляясь, снял Пири с лошади одной пулей.
Револьвер в правой руке Пири выстрелил уже над моей головой: я удирал из-под копыт его лошади, взвившейся на дыбы. Грохнули револьверы Данна.