Пока отец был жив, парень получал мужское воспитание. Миссис Грантхем считала вкусы своего мужа плебейскими, но он был из тех, кто с другими людьми не считается. Кроме того, род Грантхема был один из известнейших в Америке, а она — из тех женщин, на которых это производит впечатление. Но одиннадцать лет тому назад — Лайонелу тогда было десять лет — старик умер. И миссис Грантхем начала пестовать из своего сына патентованного джентльмена.
Я не знаю, но мне говорили, что ее усилия оказались напрасными. Однако она держала парня на привязи целых одиннадцать лет, даже не дала ему убежать в колледж. Так продолжалось до тех пор, пока он не достиг совершеннолетия и не получил право на свою часть отцовского наследства. В то утро он поцеловал мамочку и мимоходом сообщил, что отправляется в небольшую прогулку вокруг света — один. Мамочка сказала и сделала все, что от нее можно было ожидать, но ничто не помогло. Кровь Грантхема взяла верх. Лайонел пообещал матери присылать время от времени почтовые открытки и уехал.
Во время своих путешествий он вел себя, кажется, довольно прилично. Думаю, именно ощущение свободы давало ему положительные эмоции. Но вот несколько недель тому назад адвокатская компания, ведущая его дела, получила от Лайонела распоряжение продать акции железнодорожной компании, которые принадлежали ему, а наличные деньги перевести на один белградский банк. Сумма была очень большая, свыше трех миллионов долларов, поэтому контора сообщила об этом миссис Грантхем. Та была поражена. Она получала письма от сына из Парижа, и в них не было ни слова о Белграде.
Мамочка сразу же решила сама ехать в Европу. Однако брат миссис Грантхем, сенатор Уолборн, отговорил ее от этого. Он послал несколько телеграмм и выяснил, что Лайонела нет ни в Париже, ни в Белграде, если только он не скрывался. Тогда миссис Грантхем упаковала чемоданы и заказала билеты. Сенатор снова уговорил ее не ехать, сказав, что парню не понравится такое вмешательство в его дела и лучше будет провести расследование тайно. Он поручил это дело нашему агентству. Я приехал в Париж и узнал, что один из тамошних друзей Лайонела пересылает ему почту, а сам Лайонел теперь в Стефании. По пути я остановился в Белграде и выяснил, что деньги ему перевели сюда — большую часть денег. Поэтому я тут.
Сканлен с облегчением усмехнулся.
— Ничем не могу вам помочь, — проговорил он. — Грантхем совершеннолетний, и это его деньги.
— Хорошо, — согласился я. — Я придерживаюсь такого же мнения. Единственное, что мне остается, — это порыскать вокруг, выяснить, что он тут делает, и, если парня обманывают, попытаться спасти его деньги. Не могли бы вы мне хотя бы намекнуть, — куда он мог бы вложить три миллиона долларов?
— Не знаю. — Поверенный в делах смущенно задвигался в кресле. — Тут нет никакого серьезного бизнеса. Это чисто аграрная страна, поделенная между мелкими землевладельцами, — фермы на десять, пятнадцать, двадцать акров. Хотя он же еще связан с Эйнарссоном и Махмудом. Эти двое, безусловно, оберут его, если подвернется случай. Но не думаю, что они сделают это. Возможно, он с ними едва знаком. Наверное, тут замешана какая-то женщина.
— Хорошо, а с кем мне стоит встретиться? Я не знаю страны и языка, и это создает много трудностей. Кому я могу рассказать эту историю, чтобы получить помощь?
— Не знаю, — угрюмо ответил Сканлен. Потом его лицо просветлело. — Идите к Василие Дюдаковичу, министру полиции. Это именно тот человек, который вам нужен! Он может помочь. Правда, пищеварение у него работает гораздо лучше мозгов и он ничего не поймет из того, что вы ему расскажете. Но именно Дюдакович вам и нужен.
— Благодарю, — сказал я и вышел на грязную улицу.
Канцелярию министра полиции я нашел в административном здании, угрюмой бетонной башне неподалеку от правительственной резиденции, при выходе с площади. Худой, седой служащий, похожий на чахоточного Санта-Клауса, на плохом французском языке — даже более чудовищном, чем мой немецкий, — сказал, что его превосходительства нет. С серьезным видом, приглушив голос, я повторил, что пришел от поверенного в делах Соединенных Штатов. Кажется, этот фокус произвел впечатление на моего Святого Николая. Он понимающе кивнул и поплелся из комнаты. Вскоре он возвратился и, поклонившись, пригласил меня следовать за ним.