— Над чем? — спросил я. — Видит Бог, это безумие. Но не глупость. Вы ошиблись, но не утратили самообладания. Вы говорите так, словно это дело похоронено навсегда. Оно провалилось?
— Нет, не провалилось, — медленно проговорил Грантхем и насупился. — Хотя я уже начинаю думать, что это именно так. Смерть Махмуда не должна была повлиять на ситуацию, но теперь у меня такое ощущение, словно все кончилось.
— Много денег уже потрачено?
— Дело не в этом. Но… хорошо, допустим, американские газеты узнают об этой истории, а они-таки узнают. Вы же знаете, как они могут ее преподнести. Потом об этом услышат мать, дядя, адвокатская контора. Не хочу прикидываться: мне будет стыдно глядеть им в глаза. А еще… — он покраснел еще сильнее, — а еще Валеска… мисс Радняк… Ее отец должен был стать во главе революции. Он и был во главе… пока его не убили. Она… я никогда не буду по-настоящему достоин ее, — промолвил Лайонел с идиотским благоговением. — Однако надеюсь, что если буду продолжать дело ее отца и смогу предложить ей еще что-то, кроме денег… если бы я что-то сделал… завоевал место для себя… то, может, тогда она… Ну, вы же понимаете…
— Да, — пробурчал я.
— Что же мне делать? — серьезно спросил Грантхем. — Убежать я не могу. Я должен ради нее довести это дело до конца и не потерять уважения к себе. Но у меня такое предчувствие, будто всему конец. Вы предложили мне помощь. Помогите мне! Скажите, что я должен делать!
— Вы сделаете то, что я вам скажу… если я пообещаю помочь вам выбраться из этой истории и не запятнать своего имени? — спросил я так, словно каждый день вытягивал миллионеров и наследников шотландских королей из балканских смут.
— Да!
— Какое следующее мероприятие в революционной программе?
— Сегодня ночью состоится собрание. Я проведу вас.
— В котором часу?
— В полночь.
— Встретимся в половине двенадцатого. Что вы должны были мне сообщить?
— Мне поручили рассказать вам о заговоре и предложить все, что вы пожелаете, лишь бы только завлечь вас. Специальной договоренности о том, много или мало я должен вам рассказать, не было.
В тот же вечер, в девять тридцать, я вышел из такси перед домом, адрес которого был указан в записке от секретарши министра полиции. Небольшой двухэтажный дом стоял на плохо вымощенной улице на восточной окраине города. Дверь открыла среднего возраста женщина, в очень чистом, накрахмаленном, нс плохо сшитом одеянии. Я и рта не успел открыть, как за спиной у женщины появилась Ромен Франкл, в розовом шелковом платье, с оголенными плечами, и подала мне маленькую ручку:
— А я не надеялась, что вы придете.
— Почему? — спросил я и, пока служанка закрывала дверь и брала у меня пальто и шляпу, делал вид, будто удивлен. — Ни один мужчина не откажется от приглашения такой женщины!
Мы оказались в комнате, оклеенной темно-розовыми обоями, устланной коврами и меблированной с восточной роскошью. Единственной вещью, которая вносила диссонанс в интерьер, было огромное кожаное кресло.
— Пойдемте наверх, — пригласила меня девушка и сказала служанке несколько слов.
Мы стали подниматься по лестнице. Ромен Франкл шла впереди — легко, без всяких усилий, так, словно ее несли. Она привела меня в комнату, выдержанную в черных, белых и серых тонах, изысканно, но скупо обставленную. Эту истинно женскую атмосферу нарушало лишь присутствие еще одного огромного мягкого кресла.
Хозяйка села на серую кушетку и отодвинула стопку французских и английских журналов, чтобы освободить рядом место для меня. Сквозь приоткрытую дверь в спальню я видел ножки испанской кровати, край фиолетового покрывала и фиолетовые шторы на окне.
— Его превосходительство весьма сожалеет… — начала девушка и замолчала.
Я смотрел — нет, я смотрел спокойно, не тараща глаза, — на громадное кожаное кресло. Я знал: она замолчала именно потому, что я смотрел на него, и поэтому уже не мог отвести от него глаз.
— Василие, — проговорила она с большим нажимом, чем того требовала обстановка, — весьма сожалеет, что пришлось отменить сегодняшнюю встречу. Убийство секретаря президента — вы слыхали об этом? — заставило нас отложить все дела.
— Ах да, этот Махмуд… — Я медленно перевел взгляд с кожаного кресла на девушку. — Убийцу нашли?
Ее потемневшие черные зрачки внимательно изучали меня; наконец она покачала головой, встряхнула своими почти черными волосами.