Он подумал. Немного краски сошло с его лица, и щека задергалась. Я помог ему — немного отвернул плащ и показал ствол пистолета, который в самом деле держал в руке. У меня был неплохой шанс — Эйнарссон вряд ли захочет рисковать жизнью в час своего триумфа.
Полковник пересек возвышение, шагнул к столу, за которым сидел рыжеголовый, грубо согнал его с места и, перегнувшись через стол, заревел в зал. Я стоял немного сбоку и сзади от него, поэтому никто не мог стать между нами.
Целую долгую минуту после того, как смолк рев полковника, никто из депутатов не произнес ни единого слова. Потом один из контрреволюционеров вскочил с места и злобно выругался. Эйнарссон ткнул в него пальцем. Два солдата оторвались от стены, завернули депутату руки за спину и потянули его прочь. Еще один депутат поднялся, начал было говорить, но и его вывели. После того как из зала отправили и пятого оратора, все успокоились. Эйнарссон поставил вопрос на голосование и получил единодушный ответ.
Он повернулся ко мне, взгляд его метнулся от моего лица к плащу.
— Дело сделано, — проговорил наконец полковник.
— Коронацию начнем немедленно! — приказал я.
Большую часть церемонии я проворонил, ибо не спускал глаз с полковника. Но вот Лайонела Грантхема наконец официально провозгласили Лайонелом Первым, королем Муравии. Мы с Эйнарссоном приветствовали, или как оно там называется, его величество, и я отвел полковника в сторону.
— Нам надо прогуляться, — сказал я. — Не делайте глупостей. Выведите меня через боковую дверь.
Теперь он повиновался уже без напоминания про пистолет. Эйнарссон рассчитается со мной и Грантхемом тихо, он уберет нас без лишней огласки, если не захочет, чтобы на него, усмехаясь, показывали пальцем: вот человек, у которого отобрали трон на глазах у его армии.
Мы обогнули административное здание и вышли к отелю «Республика», не встретив никого из знакомых. Все население города собралось на площади. В отеле тоже никого не было. Я заставил полковника подняться на лифте на мой этаж и подвел его к своему номеру. Потом нажал на дверную ручку — дверь была не заперта — и приказал ему войти первым. Он толкнул дверь и остановился на пороге.
На моей кровати расположилась Ромен Франкл и пришивала пуговицы к одному из моих костюмов.
Я втолкнул Эйнарссона в комнату и запер дверь. Ромен посмотрела на него, потом на пистолет в моей руке — теперь не было надобности его прятать — и с деланным возмущением воскликнула:
— Ох, ты до сих пор его не кокнул!
Эйнарссон напрягся. Теперь мы были не одни — его унижение увидел посторонний человек. Он мог на что-то решиться. Надо было вести себя с ним жестко, — а может, и наоборот. Я ударил его носком ботинка по ноге и рявкнул:
— Пройди в угол и сядь там!
Он повернулся ко мне. Я ткнул ему в лицо дуло пистолета, чуть не разбив губу. Он пошатнулся, и я ударил его свободной рукой в живот. Полковник начал хватать ртом воздух. Я толкнул его к стулу в углу.
Ромен засмеялась и погрозила мне пальчиком:
— А ты настоящий головорез!
— Что же мне остается делать? — возразил я, говоря это главным образом для своего пленника. — Если бы кто его увидел, то подумал бы, что имеет дело с героем. А я прижал его и заставил отдать корону парню. Но у этой пташки до сих пор есть армия, а поэтому и правительство в его руках. Я не могу его отпустить, иначе и я, и Лайонел первыми лишимся головы. Мне еще неприятнее бить его, чем ему — терпеть мои побои, но тут уж ничего не поделаешь. Надо, чтобы он был послушным.
— Ты поступаешь с ним неправильно, — проговорила она. — Ты не имеешь права так поступать. Единственная услуга, которую ты можешь оказать этому человеку, — это перерезать ему горло, по-джентльменски.
— Ах ты… — У Эйнарссона снова прорезался голос.
— Замолчи! — прикрикнул я на него. — А то схлопочешь по шее!
Он вытаращился на меня, а я спросил у Ромен:
— Что нам с ним делать? Я бы рад перерезать ему глотку, но дело в том, что армия может за него отомстить, а я не люблю, когда армия мстит.
— Отдадим его Василие, — сказала девушка, спуская ноги с кровати и вставая. — Тот знает, что делать.
— Где он?