Я нашел своего короля в красной с позолотой приемной в резиденции; его окружала толпа муравских общественных и политических деятелей. От униформ все еще рябило в глазах, но к королю уже пробилась группа гражданских вместе с женами и дочерьми. Какое-то время он был слишком занят, чтобы уделить мне несколько минут, поэтому я стоял невдалеке и рассматривал присутствующих. В частности, высокую девушку в черном платье, которая стояла возле окна в стороне от остальных.
Я заметил ее прежде всего потому, что у нее было красивое лицо и великолепная фигура; потом стал изучать выражение ее карих глаз, следивших за новым королем. По всему было видно, что девушка гордится Грантхемом. Она стояла одиноко и смотрела на него. Если бы он соединял в себе Аполлона, Сократа и Александра Македонского, то и тогда не заслужил бы и половины такого взгляда. Я подумал, что, наверное, это и есть Валеска Радняк.
Я посмотрел на парня. Его лицо пылало от гордости; он все время оборачивался к девушке у окна, не очень прислушиваясь к тому, что тараторила группа подхалимов вокруг него. Я знал, что Грантхем далеко не Аполлон, не Сократ и не Александр Македонский, однако он сумел приобрести достойный вид. Парень получил то, чего добивался. Мне было даже немного жаль, что он недолго будет тешиться, но моя жалость не помешала мне спохватиться: потеряно уже много времени.
Я протолкался к нему сквозь толпу. Лайонел посмотрел на меня глазами полусонного бродяги, которого пробудил от сладкого сна на скамейке в парке удар резиновой дубинки по подошве. Он извинился перед обществом и провел меня по коридору до богато обставленной комнаты, где в окнах были матовые стекла.
— Тут был кабинет доктора Семича, — сказал он. — Завтра я…
— Завтра вы будете уже в Греции, — грубо прервал я его.
Он угрюмо опустил взгляд и уставился на свои ботинки.
— Вы должны знать, что долго не продержитесь, — продолжил я дальше. — Или, может, вы думаете, что все продвигается гладко? Если вы так думаете, то вы глупец, слепец и тупица. Я помог вам сесть на трон, ткнув дуло пистолета Эйнарссону в бок. И вас до сих пор не сбросили, потому что я выкрал его. Потом я договорился с Дюдаковичем — это единственный сильный человек, которого я тут встретил. Теперь разделаться с Эйнарссоном — уже его забота. Я не могу ему приказывать, из Дюдаковича выйдет неплохой король, если он захочет им стать. Министр обещал вам четыре миллиона долларов, специальный поезд и безопасный проезд до Салоник. Вы уйдете с гордо поднятой головой. Вы были королем! Вы взяли страну из нерадивых рук и передали в надежные — так оно и есть на самом деле. Кроме того, еще и заработали миллион.
— Нет! Оставьте меня! Я пойду до конца. Эти люди поверили мне, и я…
— О Господи, вы совсем как тот старик Семич! Эти люди вам не поверили — ни на йоту! Это я поверил в вас. Я сделал вас королем, понятно? Я сделал вас королем, чтобы вы смогли вернуться домой, не уронив свою честь, а не для того, чтобы оставаться тут и выглядеть ослом! Я купил этих людей за обещание. В частности, я пообещал, что вы в течение суток заявите об отречении. Вы должны выполнить обещание, которое я дал от вашего имени. Говорите, люди вам верят? Да ты стоишь им поперек горла, сынок! И запихнул тебя туда я! Теперь я хочу вытащить тебя отсюда. И если на этом пути станет твой роман, если твоя Валеска не согласится на иную цену, кроме трона в этой занюханной стране…
— Довольно, хватит! — Голос его донесся до меня, словно с пятнадцатиметровой высоты. — Вы получите свое отречение. Сообщите мне, когда будет готов поезд.
— Напишите его сейчас! — велел я.
Он подошел к столу, нашел лист бумаги и твердой рукой написал, что, покидая Муравию, отказывается от трона и отрекается от всех прав на него. И, подписавшись: «Король Лайонел Первый», передал бумагу мне.
Я спрятал бумагу в карман и сочувствующе начал:
— Я понимаю ваши чувства и жалею, что…
Грантхем отвернулся и вышел из комнаты. А я снова поехал в отель.
Выйдя из лифта на пятом этаже, я тихонько подкрался к двери своего номера. Внутри было тихо. Я нажал на ручку — дверь оказалась незапертой — и переступил порог. Пустота. Исчезли даже моя одежда и чемодан. Я поднялся в номер к Грантхему.
Дюдакович, Ромен, Эйнарссон и половина всей полиции страны были там.
Полковник Эйнарссон сидел в кресле посреди комнаты так, словно кол проглотил. Его темные волосы и усы блестели. Подбородок выступал вперед, на румяном лице играли желваки, глаза горели — его боевой дух был не сломлен. А все благодаря тому, что тут у него были зрители.