— Абсолютно исключено, — повторил я.
Наступила пауза. Люди вокруг нас желали друг другу спокойной ночи и шли домой. Было четыре часа дня. Конники ложатся спать рано.
— Я был у нее, — объяснил Джереми. — И сказал ей, что за деньги вы свою сестру искать не будете. Я ей посоветовал предложить вам что-нибудь другое.
— Что же именно? — удивился я.
С высоты своего роста Джереми рассеянно огляделся вокруг и сказал:
— Вы ведь могли бы найти сестру, если бы постарались, верно?
— Не думаю.
— А я думаю — могли бы.
Я не ответил, и он внимательно посмотрел на меня.
— Ваша бабушка подтвердила, — снова начал он, — что у нее вышла ужасная ссора с Кэролайн… вашей матерью… и что она выгнала ее из дома, когда та была беременна.
— Моей матери, — медленно сказал я, — было всего семнадцать…
— М-м. Совершенно верно. — Он улыбнулся. — Странная мысль, правда: ваша мать — и такая молодая.
Бедная, беззащитная, хрупкая бабочка…
— Да, — сказал я.
— Ваша бабушка говорит… она согласна… если вы будете искать Аманду, она вам скажет, почему выгнала Кэролайн. И еще скажет, кто ваш отец.
— Господи!
Я сделал два шага на ватных ногах, остановился, потом повернулся и уставился на него.
— Вы что же — так ей и сказали? — требовательно спросил я. — Скажите ему, кто его отец, и он сделает все, что хотите?
— Вы ведь не знаете, кто ваш отец, — сказал он рассудительно. — Но хотите узнать, так?
— Нет, не хочу, — решительно ответил я.
— Я вам не верю.
Мы свирепо сверлили друг друга взглядами.
— Любой человек хочет знать, кто его родители, — сказал он. — Это естественно.
Я сглотнул подступившую слюну.
— Она вам сказала, кто он?
Он покачал головой.
— Нет. Не сказала. Думаю, она вообще никогда никому этого не говорила. Ни единому человеку. Если вы не будете искать сестру, то никогда этого не узнаете.
— Ну и гад же ты, Джереми, — сказал я беззлобно.
Он смущенно поежился, но это было напускное. В его глазах вспыхнули огоньки, словно у шахматиста, поставившего мат противнику.
— А я-то думал, — с горечью сказал я, — что адвокаты восседают за столами, а не носятся сломя голову, чтобы повлиять на старую леди.
— Эта старая леди — мой Рубикон…
Мне показалось, что он собирался закончить предложение по-другому, но в последний момент передумал.
— А почему она не оставит деньги своему сыну? — спросил я.
— Не знаю. Она вообще ничего не объяснила — только сказала моему дедушке, что хочет отменить прежнее завещание, по которому все отходило ее сыну, и оставить новое в пользу Аманды. Конечно, ее сын будет оспаривать это решение. Мы ей об этом сказали, но все без толку. Она… э-э… упряма.
— Ты встречался с ее сыном?
— Нет, — ответил он. — А ты?
Я покачал головой. Джереми снова обвел рассеянным взглядом ипподром и сказал:
— Давай попробуем искать Аманду вместе. Мы бы мигом ее нашли, уверен. А потом, если хочешь, забирайся снова в свою берлогу и обо всем забудь.
— Нельзя забыть о том, кто твой отец.
Он метнул на меня острый взгляд.
— Значит, согласен?
Буду я ему помогать или нет, но он от своего не отступится, подумал я. Он опять будет донимать меня; читать программу скачек в газетах и вылавливать меня на ипподроме, и стоять над душой. Ведь он хочет доказать дедушке и дяде, что доведет дело до конца и сдержит слово.
Что до меня… я почти согласился на его предложение. Причиной тому была тайна, окутавшая мое рождение. По крайней мере, теперь у меня появилась возможность узнать, что послужило причиной трагедии моего детства, отголоски которой слышались теперь, точно эхо ушедшей за горизонт бури, выяснить, из-за чего разразился скандал в тот день, когда я в новом костюме сидел в холле за белой дверью.
В итоге я мог бы возненавидеть человека, давшего мне жизнь. Мог ужаснуться. Мог пожалеть, что вообще что-то узнал о нем. Но Джереми был прав. Раз представляется такая возможность… отказываться нельзя.
— Ну? — спросил он.
— Ладно.
— Вместе будем ее искать?
— Да.
— Вот и отлично! — просиял он.
Я был другого мнения, но — уговор дороже денег.
— Сможешь съездить к ней сегодня вечером? — спросил он. — Я ей позвоню, скажу, что ты приедешь.
Он неуклюже нырнул в телефонную будку и в течение всего разговора не сводил с меня тревожного взгляда — боялся, что я передумаю и смоюсь.
Однако вышел он расстроенный.
— Черт, — сказал он, подойдя ко мне. — Я говорил с сиделкой. Миссис Нор было плохо, и ей сделали укол. Она спит. Сегодня посетителей не принимают. Надо звонить завтра.