Поезд начал сбавлять скорость. Домодоссола. Итальянская граница. Таможенный досмотр? Это было бы очень кстати, но Бонд вспомнил, что пассажиры, следующие транзитом, таможенному досмотру не подвергаются. Они проходят контроль на французской границе. Таможню проходят лишь те, кто сходит в Бриге ли Лозанне.
— Ну-ну, что вы хотели сказать, старина? — В голосе Нэша звучало любопытство.
— Только если разрешите закурить.
— Хорошо. Но без фокусов! Стреляю при первом подозрительном движении.
Бонд сунул правую руку в карман и достал массивный бронзовый портсигар. Открыл его, взял сигарету, затем достал зажигалку. Закурил и положил зажигалку обратно. Портсигар он не убрал, а положил на колени рядом с книгой. Чтобы вещи не соскользнули на пол, Бонд придерживал их рукой. Итак, он добился своей цели и остался пока живым.
— Дело в том, что… — правая рука Бонда, в которой было дымящаяся сигарета, описала круг в воздухе. Пока внимание Нэша было сосредоточено на движении светящейся точки, Бонд левой рукой незаметно задвинул портсигар между страницами книги, — на первый взгляд все выглядит идеально. Но что будет с вами? Куда денетесь вы после того, как поезд покинет Симплонский туннель? Проводник знает, что вы ехали в нашем купе.
— Ах, это… — в голосе Нэша послышались разочарованные нотки. — Еще раз повторяю вам, что русские продумывают операции до малейших деталей. Я схожу с поезда в Дижоне и еду на машине в Париж. А там мои следы исчезают. Таинственный незнакомец лишь сделает сенсацию еще интереснее. К тому же интерес к моей особе возникнет только после того, как из вашего сердца извлекут вторую пулю. Время будет упущено, и они меня не поймают: завтра в полдень в номере 204 отеля «Ритц» я уже буду докладывать Розе о проведенной операции. Она уверена, что эта операция будет высоко оценена Москвой. Затем мы едем в Берлин. Я — под видом ее шофера.
Поезд начал набирать скорость. Бонд напрягся: до смертельного туннеля всего несколько минут. Какая глупая смерть! Его — и Татьяны! Боже мой, было столько благоприятных возможностей ускользнуть из ловушки, и он не воспользовался ни одной из них. Наоборот: самоуверенность, любопытство, четыре дня любви, к тому же внешнее благополучное течение операции ослабило его бдительность, усыпило чувство опасности, и он безвольно поплыл по течению. Ах, как будут торжествовать в СМЕРШе! «Товарищи, вы не сомневайтесь, ничего не стоит обмануть такого самодовольного кретина, как этот Бонд. Вот увидите, с какой готовностью он клюнет на нашу приманку. Уверяю вас, он просто полный дурак, как и все англичане…» А Татьяна, эта прелестная приманка? Бонд вспомнил первую ночь, проведенную с ней. Черные шелковые чулки, бархатная ленточка на шее, и — в это время фотографы СМЕРШа не сводили с них объективов. Какое пятно на репутации секретной службы, на самом М.! Вот если бы… Если бы его план, его такой ненадежный план сработал!
Издали, от первого вагона поезда донесся глухой гудок: начинался туннель. Еще несколько ярдов.
Еще несколько секунд…
Бонду казалось, что отверстие между переплетом и белыми страницами книги становились все шире. Вот сейчас исчезнет лунный свет, темный туннель поглотит их, и из отверстия вылетит язык голубого пламени.
— Спокойных снов, английская падаль!
Глухой рев гудка превратился в оглушительный грохот: пуля, направленная прямо в сердце Бонда, пролетела положенные два ярда и попала в цель.
Бонд согнулся, рухнул на пол, тело его неподвижно застыло в похоронном свете фиолетовой лампы.
Глава 27
ДЕСЯТЬ ПИНТ КРОВИ
Здесь все зависело от точного расчета. Нэш заявил, что нуля попадет Бонду прямо в сердце. Бонд знал, что Нэш будет верен своему слову. И Нэш не обманул его ожидания.
Бонд лежал, как лежат трупы. За полсекунды до того, как Нэш выстрелил, Бонд воскресил в памяти, как выглядят убитые. И он распростерся на полу подобно тряпичной кукле, раскинув руки и ноги.
Замерев, Бонд прислушался к своему телу: в том месте, куда ударила пуля, ребра будто обожгло раскаленным железом. Должно быть, пуля пробила портсигар и наружную часть книги. Ощущение, что ему в грудь влили расплавленный свинец. Но Бонд видел стоящие возле его лица ботинки, видел, как отражается на их коже фиолетовый свет ночника, и сознавал, что остался жив.
Мысленно Бонд тщательно проанализировал положение своего тела: сейчас надо было высчитать каждое движение, которое ему предстоит сделать. Раскинутые ноги. Наполовину согнутое колено, которым он оттолкнется от пола, когда понадобится вскочить на ноги. Правая рука, закрывающая пробитое пулей сердце — она в нескольких дюймах от края атташе-кейса, под косым швом которого — два острых, как бритва, метательных ножа. Стоило ли так издеваться над начальником технического отдела, когда тот демонстрировал, как и где нужно нажимать на шов? Левая рука безвольно отброшена в сторону — нет, она сильна, готова к тому, чтобы…