Ричмонд-роуд на Ямайке — это все равно, что Парк-Авеню в Нью-Йорке, Кинсингтон Палас Гарденс в Лондоне или улица Фош в Париже. Здесь живет высшее кингстонское общество, занимая огромные старинные дома, окруженные идеально подстриженными газонами, экзотическими деревьями и цветами, достойными Хоупского ботанического сада. Эта длинная, прямая, тенистая улица резко отличается от остальной части города — пыльной, душной, кишащей людьми, вульгарной — но элегантные обитатели Рич-роуд все же не брезгуют делать там бешеные деньги. Для завершения картины нужно добавить, что в начале улицы располагается обширный парк Кинг Хауз, где живет губернатор и главный комендант Ямайки.
Дом номер один представляет собой солидный двухэтажный особняк с двумя верандами, выкрашенными в белый цвет. Ко входу с колоннами ведет покрытая гравием дорожка, по обеим ее сторонам — великолепные газоны и теннисные корты, которые в этот вечер, как, впрочем, и во все остальные, поливали несколько молодых негров. Это своего рода Мекка кингстонской элиты — Королевский клуб. Уже пятьдесят лет здесь собираются сливки общества, гордые своим могуществом и заботливо оберегающие свои привилегии.
Маловероятно, что подобные местечки просуществуют на Ямайке долго. Однажды его окна, наверняка, закидают камнями или просто подожгут. Но пока Королевский клуб — одно из приятнейших заведений на этом субтропическом острове. Обстановка и обслуживание здесь отличные, а кухня и винный погреб слывут лучшими на всем Карибском море.
Как обычно в это время, около клуба стояли четыре автомобиля. Они принадлежали четырем заядлым любителям бриджа, которые каждый вечер обязательно собирались здесь и играли, начиная с пяти часов и до полуночи. По их автомобилям можно было бы проверять часы. Первой стояла машина генерала сил обороны Карибского бассейна, потом — машины выдающегося кингстонского адвоката и профессора с кафедры математики Университета. И завершал ряд небольшой черный «санбим» майора Джона Стренжвейза, офицера в отставке, занимающегося вопросами регионального контроля, или, проще говоря, местного представителя британской секретной службы.
Ровно в 6 часов 13 минут тишина Ричмонд-роуд была нарушена стуком палок. Трое нищих слепых показались из-за угла и медленно направились к стоящим у клуба машинам. Это были негры с примесью китайской крови, крупные мужчины с бесстрастными лицами. Сгорбившись, они двигались цепочкой, держась за плечи друг друга и постукивая по мостовой своими белыми тросточками. У первого на носу были очки с синими стеклами, а в руке — сума для подаяний, в которой уже позвякивало несколько монет. На всех троих болтались грязные лохмотья, на головах — ветхие бейсбольные шапочки с длинными козырьками. Шли они совершенно молча, с закрытыми глазами, и об их появлении свидетельствовало только постукивание палок. В самом Кингстоне, где на каждом шагу попадаются нищие и калеки, на них, несомненно, не обратили бы никакого внимания. Но на элегантной пустынной Ричмонд-роуд вид этих мужчин вызывал какое-то болезненное, неприятное ощущение. Не каждый день увидишь полунегров-полукитайцев: смешение этих кровей встречается нечасто.
А в это время в зале для игр заканчивалась очередная партия. Загорелая рука Джона Стренжвейза бросила последние карты.
— Сто, — сообщил он. — И девяносто снизу.
Он взглянул на часы и встал.
— Я вернусь через двадцать минут. Закажите выпить, Билл. Я плачу. Для меня всё, как обычно. И не пытайтесь тут без меня жульничать. У меня на такие вещи нюх.
Билл Темплар, генерал, звучно рассмеялся.
— Хорошо-хорошо, только не задерживайтесь. С вашей стороны шикарно — бросить карты, когда партнеры в выигрыше.
Стренжвейз был уже у дверей. Вошел негр-официант. Игроки заказали выпивку, в том числе виски с содовой для Стренжвейза. Это повторялось каждый вечер. Ровно в 6.15 Стренжвейз извинялся и вставал, даже если партия была в самом разгаре. Ему необходимо срочно позвонить в свою контору. Стренжвейз был отличным малым и достойным соперником, поэтому его партнерам волей-неволей приходилось терпеть этот ежедневный короткий перерыв в игре. Стренжвейз не давал никаких объяснений на этот счет. Впрочем, его друзья, хорошо знавшие жизнь, не отличались чрезмерным любопытством. Стренжвейз редко отсутствовал больше двадцати минут, и стало уже ритуалом, что в виде извинения он оплачивает выпивку.