Выбрать главу
Тут и художник с целой шапкой Задорно вьющихся волос, И композитор с толстой папкой: Сюда он оперу принес.
Но гаснет в небе цвет медовый Холодной питерской зари. Внизу — на Невском, на Садовой Заговорили фонари.
И Стасов, бодрый и веселый, Как зимний день седоволос, В старинной шубе длиннополой Выходит в сумрак, на мороз.
Пешком доходит до Фонтанки И, поглядев на лед реки, Садится, не торгуясь, в санки И долго едет на Пески.
Скользят по Невскому полозья. В домах зажегся робкий свет. И лихо пляшут на морозе Мальчишки с кипами газет.
Бежит седая лошаденка, Бросая снег из-под копыт. А замороженная конка На перекрестке ей грозит.
Но слышен бас: — Правей, разиня! — И два могучих рысака В блестящей сбруе, в сетке синей Взметают снега облака.
Ворча: «Куда вас носит, леших!» — Извозчик убавляет рысь. И тут же сам орет на пеших: «Чего заснул? Поберегись!»
Просторы Невского покинув, Он едет улицей немой, Где двери редких магазинов Скрежещут яростно зимой.
Но вот подъезд большого дома. Выходит из саней седок, Идет по лестнице знакомой И сильно дергает звонок.
Проехавшись по первопутку, Он стал румяней и бодрей И, как всегда, встречает шуткой Своих домашних у дверей.
Ложится в тесном кабинете На узкий дедовский диван. Но сна не любит он, как дети, — Неугомонный великан…
_____
За много месяцев до смерти Прослушав реквием в концерте, Он мне сказал, что умирать Он не согласен. Так ребенок На близких сердится спросонок, Когда ему отец и мать Напомнят, что пора в кровать.
Хотел он жить и слушать Баха, И Глинку, и Бородина И ставить в тот же ряд без страха Неведомые имена.
Полвека нет его на свете, Но он такой прорезал путь, Что, вспомнив прошлое столетье, Нельзя его не помянуть. 

Начало века

Шумит-бурлит людской поток На площади вокзальной. Солдат увозят на Восток И говорят — на Дальний.
Дрались их деды в старину Не раз в далеких странах, Вели за Альпами войну, Сражались на Балканах.
Но дальше этих дальних стран Восточный край державы. Через Сибирь на океан Везут солдат составы.
Далеким пламенем война Идет в полях Маньчжурии. И глухо ропщет вся страна, Как роща перед бурею.
А здесь — у входа на вокзал — Свистят городовые… В те дни японец воевал Со связанной Россией.
 _____
Я помню день, когда войне Исполнилось полгода. Кого-то ждать случилось мне Среди толпы народа.
Ломились бабы, старики К вокзальному порогу. Несли мешки и узелки Солдатам на дорогу.
Вдруг барабан издалека Сухую дробь рассыпал. И узелок у старика Из рук дрожащих выпал.
И, заглушая плач детей, Раздался у вокзала Припев солдатский «Соловей» И посвист разудалый.
Под переливы «Соловья» Идут — за ротой рота — Отцы, мужья и сыновья В открытые ворота.
И хлынул вслед поток живой Наперекор преградам, Как ни вертел городовой Конем широкозадым.
Коня он ставил поперек, Загородив дорогу, Но путь пробил людской поток К воротам и к порогу.
Скользя глазами по толпе, Бежавшей вдоль перрона, Смотрел полковник из купе Блестящего вагона.
Взглянув с тревогой на народ, Стекло он поднял в раме…
Был пятый год, суровый год, Уже не за горами. 

Молодой Горький

Он сухощав, и строен, и высок, Хоть плечи у него слегка сутулы. Крыло волос ложится на висок, А худобу и бледность бритых щек Так явственно подчеркивают скулы.
Усы еще довольно коротки, Но уж морщинка меж бровей змеится. А синих глаз задорные зрачки Глядят в упор сквозь длинные ресницы.
На нем воротничков крахмальных нет. На мастера дорожного похожий, Он в куртку однобортную одет И в сапоги обут из мягкой кожи.
Таким в дверях веранды он стоял — В июльский день, безоблачный, горячий, — И на привет собравшихся на даче Басил смущенно: — Я провинциал!
Провинциал… Уже толпой за ним Ходил народ в театре, на вокзале. По всей стране рабочие считали Его своим. «Наш Горький! Наш Максим!»
Как бы случайно взятый псевдоним Был вызовом, звучал программой четкой, Казался биографией короткой Тому, кто был бесправен и гоним.
Мы, юноши глухого городка, Давно запоем Горького читали, Искали в каждом вышедшем журнале, И нас пьянила каждая строка.
Над речкой летний вечер коротая Иль на скамье под ставнями с резьбой, Мы повторяли вслух наперебой «Старуху Изергиль» или «Пиляя».