Читать онлайн "Сочинения в двенадцати томах. Том 2" - Тарле Евгений Викторович - RuLit

Так, недостаток сырья, примитивность техники, последствия потрясений 1793–1794 гг. не позволяли французским мануфактурам ни отравиться, ни удешевить производство; а явившаяся прямым последствием этого победоносная иностранная конкуренция окончательно подкашивала французскую промышленность, отнимая внутренний рынок, единственный, который у нее еще оставался после потери внешнего рынка в 1792–1793 гг., при начале войны с коалицией. Жестокий финансовый кризис, со своей стороны, еще более расстраивал всю торгово-промышленную жизнь страны и усугублял страдания рабочего класса.

К Конвенту сначала, к Директории, Совету пятисот и Совету старейшин, к министрам впоследствии несутся со всех сторон вопли о гибели промышленности. Все отрасли ее переживают самые тяжкие невзгоды. Отдельные (случайно лишь уцелевшие) показания обыкновенно весьма категорически говорят не только о данной местности, но и о всей Франции. Правительственные заявления всецело подтверждают подобные обобщения.

Шерстяное производство департамента Индры-и-Луары, сосредоточенное вокруг коммун Loches и Beaulieu и кормившее полторы тысячи семейств, очутилось к концу 1798 г. в таком положении, что местные власти обратились к министру внутренних дел с мольбой о помощи, о спасении. И в документе, который сохранился в архиве департамента Индры-и-Луары, констатируется ужасающее общее положение промышленности в этот момент во всей Франции, бесчисленные крахи кажутся испуганному воображению результатом какого-то «гнусного заговора», имеющего целью уничтожить все промышленные заведения и лишить французской народ всяких средств к существованию [17].

В то же бедственное время (летом 1799 г.) граждане города Амбуаза (в Турэни) в своей петиции к Совету пятисот умоляют что-нибудь сделать для «многочисленнейшего класса» рабочих: мастерские пустуют, кожевенные, железоделательные, суконные мануфактуры заперты; сырья нет ни для первых, ни для вторых, ни для третьих мануфактур. Граждане Амбуаза пишут об этом положении дел как о характерном не только для их города, но для «многих мест» республики [18].

И эти показания действительно не были одинокими, они имели общее значение. Уже в 1795 г. официально было засвидетельствовано, что ни одна отрасль промышленности не дошла до такого глубокого и трудно поправимого упадка, как именно выделка шерстяных материй [19], и официальное объяснение этого факта таково, что окончательная гибель этой индустрии прежде всего объясняется максимумом и реквизициями [20], от которых все еще трудно оправиться.

Полотняное производство переживает также тяжкий кризис. В начале 1799 г. администраторы департамента Соммы, некогда одной из самых промышленных частей Франции, доносят министру внутренних дел, что мануфактуры гибнут, хозяева рассчитывают рабочих; le discrédit est à son comble, добавляют они, указывая на совершенное расстройство всей торгово-промышленной жизни Амьена и всего департамента [21].

Относительно шелковой промышленности и ее центра, Лиона, у нас есть несколько показаний, относящихся к этой эпохе (тогда как относительно 1793–1794 гг., эпохи бунта и усмирения города, нет почти ничего).

Еще до осады и усмирения Лиона шелковая промышленность там страшно пала. Достоверных цифр, конечно, нет. По свидетельству комитета торговли, из 60 тысяч рабочих, которые работали на лионские мануфактуры, 30 тысяч уже с конца 1792 г. были «без работы и без хлеба» [22]. Комитет был этим серьезно обеспокоен, тем более что весь юг Франции, поставлявший для лионских мануфактур ежегодно от 35 до 40 тысяч квинталов шелкового сырца ценностью около 80 миллионов ливров [23], был очень серьезно заинтересован в предохранении шелковой индустрии от гибели. Комитет особенно настаивал перед Конвентом, что указываемая цифра — 30 тысяч безработных — будто бы тщательно проверена [24].

В 1797 г. официально признавалось даже, будто до августа 1793 г. на лионских шелковых мануфактурах еще работало около 40 тысяч человек, а число станков было 18 тысяч [25]. После осады и усмирения, после господства максимума и реквизиций осталось всего около 2 тысяч станков, и масса рабочих рассеялась по свету. Многие эмигрировали за границу, многие были забраны в армию; даже и то, что «осталось», 2 тысячи станков, нужно понимать так, что столько уцелело их от разгрома, но и они работают далеко не все: нет рабочих [26], нужно делать специальные затраты из казны, чтобы опять подготовить исчезнувшие кадры знающих технику дела людей. И в стране, стонавшей от безработицы, лионские фабриканты не могут найти нужные для их 2 тысяч станков рабочие руки… Дело в том, что безработные толпами покидали Лион, ища себе пропитания где придется.

Рабочие шелковых мануфактур в 1793–1794 гг., когда производство окончательно пало, рассеялись как по Франции, так и по всей Европе; эта эмиграция подтверждается рядом показаний, и даже чрез 2½ года после отмены максимума представители промышленного мира города Лиона не только вспоминают об этой эмиграции [27], но констатируют, что и теперь, в 1797 г., если мануфактуры возобновят свою деятельность, то не хватит рабочих [28].

Рабочие вследствие полного своего обнищания не могут обзавестись новыми станками и инструментами, а «купцы», т. е. предприниматели, дававшие заказы рабочим, тоже разорены [29]. При таком положении вещей едва ли можно было ожидать существенной пользы от ассигнования в помощь лионской промышленности 100 тысяч ливров, что было решено сделать уже при Директории (в заседании Совета пятисот, 25 августа 1795 г. [30]). Это ничуть не помогло, и в своем послании к Совету пятисот спустя несколько месяцев президент Директории Баррас констатировал ужасающую безработицу и полный упадок производства в Лионе, где тысячи рабочих, по его словам, погибают от отсутствия занятий, от голода [31].

Летом 1797 г. «бюро торговли» города Лиона констатировало, что необходимо для подъема лионской промышленности: следить, чтобы цены на предметы первой необходимости не повышались; чтобы порядок и спокойствие не нарушались; неуклонно препятствовать вывозу из Франции сырья; поощрять ввоз сырья из-за границы; заключить «хорошие договоры» с державами, с которыми Франция примирится. Бюро просит, например, чтобы в Лионе не были расположены на постой войска, между прочим потому, что это обстоятельство повышает цены на припасы и тем самым на рабочие руки. Эпоху террора и максимума бюро вспоминает с ужасом, говоря о хозяевах мануфактур, которые «убегали или погибали на эшафоте», о рассеянии рабочих по свету, об исчезновении звонкой монеты, которую припрятывали капиталисты, и т. д. При этом с беспокойством указывается, что и теперь (в 1797 г.) вследствие колебаний в правительственной политике прочной уверенности в будущем нет в Лионе: водворение полного спокойствия внутри и мир извне — вот что необходимо им больше всего [32].