Читать онлайн "Сочинения в двенадцати томах. Том 3" - Тарле Евгений Викторович - RuLit

Противники запрещения возражают: 1) что ввоз иностранной бумажной пряжи и бумажных материй дает государству (таможням) от 10 до 12 миллионов франков ежегодно; 2) что эти ввозимые материи дают работу французским ситцевым мануфактурам, где работает 40 тысяч человек; 3) что французские прядильни и ткацкие не в состоянии дать ситцевым мануфактурам ни такого количества нужной пряжи и нужных тканей, ни таких тонких, что ни по цене, ни по качеству французские ткани и французская пряжа не могут соперничать с английскими мануфактурными провенансами[67].

Ситцевые фабриканты в Брюсселе в 1803 г. обратились в торговую палату своего города, а эта палата — к Бонапарту с просьбой изъять индийские бумажные ткани из-под действия декрета от 1 мессидора, требовавшего представления «удостоверений о происхождении» тех или иных материй. Они настаивали не только от своего имени, но и от имени ситцевых фабрикантов департаментов Верхнего Рейна и Сены-и-Уазы, что всем им придется прекратить производство, если с этих привозимых материй не будут сняты стеснения. На самые материи они смотрели как на сырье, которое в данном случае поступает в дальнейшую обработку, а посему и не может быть приравнено к товарам, идущим непосредственно в потребление. Они указывали и на то, что подобное изъятие уже раз было допущено (после закона от 10 брюмера V года был издан закон от 19 плювиоза того же года, вводящий это изъятие). Они указывали, что в одной только Бельгии на ситцевых мануфактурах кормится 15 000 рабочих, т. е. «с женами и детьми 50 000 человек»[68].

В этой просьбе им было отказано.

Марсельская торговая палата в ответ на вопрос о положении дел дала префекту Устьев Роны в марте 1806 г. весьма неутешительный ответ. Ситцевые мануфактуры прекратили свою деятельность вследствие: 1) отсутствия привоза с Востока материй; 2) отсутствия привоза необходимых окрашивающих веществ; 3) прекращения сбыта товаров в колонии[69].

Фабриканты муслиновых материй г. Тарар (главного центра этого производства) открыто признавались в 1804 г. в невозможности обойтись без ввоза во Францию из Швейцарии тонких сортов бумажной пряжи, без которой фабрикация муслиновых материй для них немыслима, ибо во Франции не умеют этих тонких сортов выделывать[70]. Владельцы хлопчатобумажных мануфактур, конечно, по мере сил боролись с такой тенденцией[71].

Хлопочут о запрещении иностранных бумажных материй также и власти в департаменте Шельды, ибо местные промышленники берутся (в случае запрещения иностранного ввоза) доставить ситцевым мануфактурам не только своего, но и других департаментов все, что необходимо для производства[72].

Императорское правительство превосходно понимало, что не только между торговлей и промышленностью, но и между двумя отраслями промышленности и даже между двумя категориями работ в одной и той же отрасли промышленности возможен (а иногда и почти неизбежен) антагонизм: оно удостоверилось, например, также, что прядильщики заинтересованы в том, чтобы иностранная пряжа не впускалась во Францию, а ткачи — в том, чтобы она ввозилась совершенно свободно, хотя этот антагонизм в 1806 г. был меньше выражен, чем борьба между прядильнями и ткацкими, с одной стороны, и ситцевыми мануфактурами, — с другой. Вообще правительство понимало, что две функции производства могут быть технически тесно связаны, а в экономическом отношении интересы их представителей могут очень и очень расходиться[73].

Лично Наполеон склонен был смотреть не только на бумажную пряжу как на сырье для бумаготкацкой промышленности, но и на бумажные материи как на «сырье» для ситцевых мануфактур. И сообразно с этим он не прочь был, когда это казалось нужным, препятствовать не только вывозу из Франции пряжи, но и вывозу готовых бумажных тканей[74]: он стремился к тому, чтобы по возможности все индустриальные операции происходили в пределах Франции, от того момента, когда хлопок поступает на прядильный станок, до того момента, когда ситец, цветная бумажная материя выносится из мануфактуры и поступает в продажу.

В начале февраля 1806 г. император велел призвать Ришара, Ленуара, Оберкампфа и Фере (зятя и соучастника в делах Оберкампфа). На совещании присутствовал также главный директор таможен Коллен де Сюсси[75]. Мнения разделились.

Оберкампф, владелец ситцевых мануфактур, нуждался в возможно более дешевых бумажных материях и стоял лишь за повышение пошлин на эти материи, привозимые из-за границы, но не за безусловное воспрещение ввоза. Коллен де Сюсси, имея в виду интересы таможенного дохода, поддерживал Оберкампфа. Ришар и Ленуар, конечно, стояли за безусловное воспрещение и опровергали мнение, высказанное Оберкампфом, что французские мануфактуры еще не могут выделывать такие материи, какие привозятся из-за границы. Вечером того же дня состоялось заседание Государственного совета, куда были приглашены снова Ришар и Ленуар. Здесь им противоречил другой фабрикант ситцев, Давилье[76], утверждавший, что во Франции не могут выделывать такие дешевые материи, как за границей. Император стал на сторону мнения Ришара и Ленуара.

Наполеон на о. Св. Елены хвалился перед Ласказом настойчивостью, которую он проявил, запретив ввоз во Францию ситцев, бумажных материй и бумажной пряжи, и подчеркивал, что он это сделал вопреки желанию окружающих: в Государственном совете «побледнели», когда он объявил свою волю. И именно этому запрещению Наполеон приписывал, что теперь (разговор с Ласказом происходил в 1816 г.) Франция, «к ущербу и прискорбию» англичан, обладает и прядильнями, и ткацкими, и ситцевыми мануфактурами. А «это доказывает, что и в управлении, как и на войне, чтобы достигнуть успеха, нужно часто показать характер».

Этот запрет был поистине «государственным переворотом». Император говорит не о Ришаре, а об Оберкампфе, который, хотя и с оговоркой, но высказывался будто бы всецело в пользу запрета[77]. Версия Ришара вероятнее; могло, впрочем, быть, что Наполеон получил (obtint) от своего собеседника в конце концов то, что желал получить.

О последствиях декрета от 22 февраля 1806 г. речь будет дальше, в связи с анализом положения всей французской промышленности в промежуток времени между берлинским декретом о блокаде и кризисом 1810–1811 гг. Пока отмечу только, что немедленное, непосредственное впечатление, произведенное декретом на прядильщиков и ткачей, было самое отрадное.

Даже слухи о декрете действовали на промышленников подбадривающим образом. Еще за несколько дней до декрета от 22 февраля префект департамента Орны уведомлял министра внутренних дел об открытии в Лэгле новой бумагопрядильни (Ришаром и Ленуаром)[78].

22 февраля 1806 г. Наполеон воспретил вовсе ввоз бумажных материй во Францию, и уже в мае Лионская торговая палата констатировала счастливейшие от этого результаты для французской промышленности[79].

Но были и несколько расхолаживающие речи, так как последствия декрета от 22 февраля 1806 г. сказались не сразу. Этому помешало несколько причин: «неуверенность в войне или мире» (дело было перед разрывом с Пруссией) и уменьшение сбыта по этой причине, большие запасы уже ввезенных во Францию материй (особенно ситцев). Префект Роны, например, донося (3 апреля 1806 г.), что «l’effet du décret a été nul», уверял, что «еще долго» его действие не скажется, «хотя этот декрет и дает прядильщикам и фабрикантам (т. е. ткачам — Е. Т.) надежду на счастливое будущее»[80]. Что в момент опубликования декрета в Империи уже были колоссальные массы заблаговременно ввезенных товаров, что их еще может хватить на 15 месяцев, доносили правительству и из промышленного департамента Дильского[81]. В департаменте Соммы цена на бумажную пряжу не повысилась, а пала, и декрет вообще действия не оказал: все дело было не в нем, а в подавленном состоянии рынка сбыта[82]. И префект подчеркивает, что «общие причины» и прежде всего прекращение сбыта за границу помешали какому бы то ни было благоприятному действию императорского декрета[83].