Что этот Даньо — вовсе не исключение, что под предлогом полицейских дел агенты Фуше получали эти привилегии, в корне подрывавшие смысл блокады, и в Булони, и в Вимере, и в Остенде, и в Торвере, чтобы уже говорить только о северном побережье Франции, это явствует из другой бумаги того же мэра[18]. Министр полиции холодно ответил на эти донесения, отрицая злоупотребления, указанные мэром, и со своей стороны (совершенно некстати, с внешней стороны) указал мэру, что по его, министра, сведениям в Дюнкирхене распространяются английские памфлеты, направленные против особы его величества. Мэр категорически назвал эти известия вымышленными и, опять обращаясь к Даньо, новыми фактами подтвердил справедливость своих показаний. На этом дело и кончилось.
Наполеон вообще подозревал в чем-то Фуше, когда тот пробовал выдавать лиценции своей властью, и прямо заявил ему однажды, что ни таможни не признают законными эти лиценции, ни французские корсары и что он, император, одобрит действия и таможен, и корсаров (если те захватят суда, получившие лиценции от Фуше). «У вас нет достаточно законности в голове», — сурово писал император по этому поводу Фуше, временно тогда исполнявшему обязанности министра внутренних дел[19].
Что полиция (и сам Фуше) делают какие-то сомнительные дела с лиценциями, Наполеон продолжал это подозревать и дальше; по крайней мере уже в ноябре 1809 г. он вторично писал Фуше о злоупотреблениях полиции, слухи о которых доходят до императора «со всех сторон»[20]. Он «формально приказывал», чтобы полиция не вмешивалась в дела навигации[21], но она при своем тогдашнем всемогуществе, конечно, находила возможность обойти этот запрет. Наполеону доносили, что в один только Остендский порт на основании лиценций, выданных полицией, было ввезено товару на 2,8 миллиона франков, а вообще в Остенде, Булонь и Голландию — на 4–5 миллионов. Ему это очень не нравилось, но злоупотребления, свойственные системе лиценций по существу, продолжались[22].
В конце концов Наполеон решил положить предел всем этим темным проделкам своей полиции с лиценциями (tout ce tripotage) и признал, что покровительствуемые им и отправляемые в Англию контрабандисты (smuggler’ы или, как император пишет: smogleurs) никакой пользы не приносят. Все лиценции, выданные полицией, Наполеон приказал объявить лишенными силы (20 ноября 1811 г.), еще за несколько дней до последнего выговора Фуше[23].
2. Но все темные проделки и спекуляции с лиценциями были ничто сравнительно с узаконенной контрабандой, с системой правительственного покровительства купцам и судохозяевам северных портов (особенно Дюнкирхена), которые брались обмануть английский береговой надзор и ввезти в Англию контрабандным путем французские товары.
Эти покровительствуемые французским правительством smuggler’ы принимались к очень серьезному соображению в эпоху разгара континентальной блокады. Министр внутренних дел пишет императору доклад (в сентябре 1811 г.) о положении торговли шелковыми материями и указывает на то, что сбыт мог бы усилиться, именно если прибегнуть к услугам дюнкирхенских контрабандистов; он умоляет Наполеона «взвесить» все обстоятельства, в том числе обратить внимание и на наступающие долгие ночи, под покровом которых шелк и будет благополучно ввезен в Англию из владений его величества[24]. Эта торговля повседневная и открывающая важные рынки[25].
Эти smuggler’ы как подсобным промыслом занимались также и военным шпионажем, и Наполеону приходилось время от времени их арестовывать[26]. Вообще они несравненно менее поддавались наблюдению, нежели «лиценциаты», ибо им давалось не определенное разрешение на один рейс, а общее разрешение производить свои сомнительные операции между французскими и английскими берегами.
Наполеон то разрешал торговлю smuggler’ам, то сердился на слабый за ними надзор, на то, что они больше плутуют в пользу Англии, чем Франции, вернее, что разрешаемая им контрабандная кампания против Англии оканчивается деятельной контрабандой у берегов Франции. Но, сердясь, он все-таки не решался их уничтожить или по крайней мере лишить легализации, а только грозил эту милость (право smuggler’ской торговли) передать в иное место, иному городу[27]. Официально надзор за ними принадлежал министерству полиции, и местные власти (префект, подпрефект, мэр) сваливали перед императором вину на министерство полиции, но Наполеон требовал дружного и зоркого надзора со стороны всех властей, особенно местных[28]. Междуведомственная рознь еще более затрудняла надзор за этими сомнительными торговцами, призванными обеспечить сбыт французских товаров в Англию.
Впрочем, в эпоху разгара системы лиценций не всегда возможно было и уследить, где кончается smuggler и где начинается лиценциат. Наполеон получил в ноябре 1811 г. прямое донесение, что лиценции в Голландии испрашиваются и получаются все больше «бывшими контрабандистами», которые не прочь стать и сущими, ибо «эти лиценции неминуемо влекут за собой много попыток контрабанды»[29]. Наполеон положил резолюцию: спросить у министра внутренних дел, что это значит?[30] Министр (Монталиве) ответил то, что мог ответить: благонадежность лиц, испрашивающих лиценции, тщательно проверяется; невыгодные слухи распространяются обиженными и интриганами[31] и т. д.
Англичане, конечно, эксплуатировали систему лиценций, как только могли: французские шелковые фабрикаты они к себе не допускали (и лиценциаты, как будет сказано ниже, чаще всего выбрасывали свой «обязательный вывоз» в море), а свой хлопок, свое индиго, свой чай и сахар через этих французских гостей англичане сбывали с успехом. Мало того, англичане, считаясь со всеми требованиями французского правительства, завели в Лондоне целые конторы для подделки всяческих лиценций, удостоверений о происхождении товаров, охранных грамот, таможенных свидетельств, паспортов, корабельных документов и т. п.[32] Это тоже осложняло систему лиценций и путало расчеты французского правительства.
Нужно сказать, что с августа 1810 г. английское правительство выдавало разрешения любому (нейтральному) судну привозить в Англию на треть грузовой вместимости вин с тем условием, чтобы это же судно могло ввезти во Францию, тоже на треть грузовой вместимости, английских мануфактурных товаров или сахара и кофе[33]. Французское правительство конфисковывало эти суда вместе с товаром, но лишь в виде исключения попадались такие капитаны, которые не озаботились взять с собой, кроме английской (настоящей), еще и французскую (подложную) лиценцию.
Чем могущественнее чувствовал себя Наполеон на континенте, тем менее стеснялся он с выдачей лиценций. Заставляя терпеть всю Европу от недостатка и дороговизны колониальных товаров, он даже по своей инициативе ввозит во Францию то количество, какое ему заблагорассудится. В декабре 1811 г. Наполеон даже приказывает навести справки, кто бы из голландских купцов взялся привезти во Францию сахара и кофе из Англии с условием сбыть туда же равноценное количество шелковых материй[34]. Особенно охотно и часто в этом и следующем 1812 г. раздавались лиценции. Обращается правительство по своей инициативе и к бордоским торговым домам, позволяя им сбывать в Англию водки и вина за сахар[35] (который был более гнетуще необходим, чем кофе).
19
Наполеон — Фуше. Schönbrunn, le 29 septembre 1809. (
20
Наполеон — Фуше. Paris, le 29 novembre 1809. (Там же, t. XX, стр. 48):…il nie revient de tous côtés qu’il se commet des abus énormes sur les côtes par les agents de police, qui s’érigent en régulateurs de la navigation.
22
Наполеон — графу Коллену де Сюсси. Ostende, le 23 septembre 1811.
23
Наполеон — графу Коллену де Сюсси. Saint-Cloud, le 20 novembre 1811. (Correspondance, t. XXIII, стр. 28, № 18277).
24
Нац. арх. F12, 549–550. Paris, le 8 septembre 1811 (министр внутренних дел Наполеону): Je supplie Votre Majesté de peser ces considérations et dans tous les cas d’autoriser les smugglers de Dunkerque à porter en Angleterre des organsins, leurs opérations reprendront une grande activité à la faveur des nuits qui vont se prolonger…
25
Там же: Cette espèce de commerce est de tous les moments, les débouchés qu’il procure ont de l’importance…
26
Наполеон — Шампаньи. Bayonne, le 8 juillet 1808.
27
Ср. Нац. арх. F12 514.
32
Нац. арх. F12 508. Paris, de 3 décembre 1809.
34
Нац. арх. AF. IV — 1061, № 139.