НИЩИЙ
Джузеппе стар и дряхл; на площадях лежит
С утра до вечера, читает вслух каноны
И молит помощи он именем Мадонны;
И в тридцать лет себе, как то молва гласит,
Два дома выстроил, и третий кончит скоро,
Женил двух сыновей, и внучек любит страх.
На пышной лестнице старинного собора,
Красиво развалясь на мраморных плитах,
Картинно голову прикрыв лохмотьем старым,
Казалось, он заснул... А тут, в его ногах,
Сидела девочка. Под этим жгучим жаром —
С открытой шеею, с открытой головой,
С обрывком на плечах какой-то ткани грубой, —
Но — волосы, глаза — и точно перлы зубы —
И взгляд, поднявшийся на нас как бы с мольбой:
«Его не разбудить». Худые ноги, руки —
Мурильо!.. Но старик Джузеппе не дремал:
Во всем величии отчаянья и муки
Он вдруг приподнялся и глухо простонал:
«Я три дня голодал»... Ресницы опустила
Невольно девочка — и точно охватила
Ее внезапная и жгучая тоска...
Она вся вспыхнула и что-то нам хотела,
Казалося, сказать — но говорить не смела
И — быстро спряталась в лохмотья старика...
КАПУЦИН
Разутый капуцин, веревкой опоясан,
В истертом рубище, с обритой головой,
Пред раболепною народною толпой,
Восторженный, держал евангельское слово.
Он слезы проливал, полн рвения святого,
Рвал клочья бороды, одежду раздирал,
В нагую грудь себя нещадно ударяя.
Народ, поверженный во прах пред ним, рыдал,
Проклятьям и слезам молитвенно внимая.
Колено преклонил и я между толпой,
Но строгой истины оракул громовой
Не потрясал души моей. Иные думы
Тревожили мой дух суровый и угрюмый.
Провиденно мой взор в сердца людей проник.
Там плакал и стонал, как мальчик, ростовщик,
Там, бледен, слезы лил разбойник закоснелый;
Блудница дряхлая, узрев могилы сень,
Молилась о грехах душою оробелой.
Но ты, дитя мое, ты, чистая как день,
Как первые цветы весны благоуханной,
Что плачешь ты? о чем? Беды ль тебя нежданной
Томит предчувствие? Иль, с страстию в борьбе,
Ты хочешь выплакать мятежных чувств избыток?
Иль дух твой напугал теперь раскрытый свиток
Пороков и злодейств, и мысль страшна тебе,
Что, может, и в твоей начертано судьбе
Пройти чрез тот же путь и у могильной сени
Слезами смыть клеймо таких же заблуждений?
В ОСТЕРИИ
Пеппо, выпьем!.. Видишь, буря
Разыгралася в горах!
В блеске молний, очи жмуря,
Кони бесятся впотьмах.
Что колпак остроконечный
Ты надвинул на глаза?
Или есть недуг сердечный,
Иль на совести гроза?
Знаю, за дурное слово,
За обиду острый нож,
Не боясь суда людского,
Прямо в сердце ты воткнешь;
Знаю, ты вина за чаркой,
За повадливую речь
Смело в бой полезешь жаркой
И готов в могилу слечь...
Ведь таков и лев свирепой;
Был Андрокл... слыхал ли ты?..
Нет? Так выпьем лучше, Пеппо,
Без ученой пустоты!
FORTUNATA[23]
Ах, люби меня без размышлений,
Без тоски, без думы роковой,
Без упреков, без пустых сомнений!
Что тут думать? Я твоя, ты мой!
Всё забудь, всё брось, мне весь отдайся!..
На меня так грустно не гляди!
Разгадать, что в сердце, — не пытайся!
Весь ему отдайся — и иди!
Я любви не числю и не мерю,
Нет, любовь есть вся моя душа.
Я люблю — смеюсь, клянусь и верю...
Ах, как жизнь, мой милый, хороша!..
Верь в любви, что счастью не умчаться,
Верь, как я, о гордый человек,
Что нам ввек с тобой не расставаться
И не кончить поцелуя ввек...
НИМФА ЭГЕРИЯ
Fecemmi la divina potestate,
La somma sapienza e l'primo amore.
Жила я здесь, во мраке дубов мшистых;
Молчание пещеры, плеск ручья,
Густая синь небес, лесов тенистых
Далекий гул, и жар златого дня,
И ночи тишь — всё было полно мною.
Учила здесь и царствовала я.
вернуться
24
Я сотворен божественной силой, высшим знанием и первой любовью.
Данте, Ад, песнь III (итал.). — Ред.