РАЗМЕН
«Нет! прежней Нины нет! Когда я застаю,
Опомнясь вдруг, себя пред образом лежащей,
Молиться жаждущей, но слов не находящей,
И чувствую, как жжет слеза щеку мою,
И наболела грудь, тоскуя в жажде знойной, —
Я прежней девочки, беспечной и спокойной,
В себе не узнаю!
Я всё ему — всё отдала ему!
Он, бедный, чах душою безнадежной!
Не верил он, покорный лишь уму,
В возможность счастия, в возможность страсти нежной...
Он всё — мои мечты, мой чистый идеал
И сердце, склонное к блаженству и надежде, —
Как бы свое, потерянное прежде,
Сокровище нашел во мне — и взял!..
Взамен он дал мне, что его томило:
Сомнение, и слезы, и печаль...
Но я не плачу, нет! Мне ничего не жаль,
Лишь только б то, что было мне так мило,
Что взял он у меня, — ему б во благо было...»
ПЕРИ
Грехи омывшая слезами,
Еще тех слез не осуша,
В селенья горние взлетает
Творцом прощенная душа.
Ее обняв, в пространстве звездном
С ней пери чистые летят:
Толпы малюток херувимов
При встрече песнями гремят...
О, ей восторженным бы кликом
Пустыни неба огласить,
Благодарить, и веселиться,
И всё земное позабыть, —
Но пери смотрят с любопытством,
И, с лаской вкруг нее виясь,
Умильно просят им поведать
Ее падения рассказ...
Отрадно ль им утешить душу,
В земных возросшую скорбях,
Иль ходят чудные преданья
Про грешный мир на небесах?
ДОПОТОПНАЯ КОСТЬ
Я с содроганием смотрел
На эту кость иного века...
И нас такой же ждет удел:
Пройдет и племя человека...
Умолкнет славы нашей шум;
Умрут о людях и преданья;
Всё, чем могуч и горд наш ум,
В иные не войдет созданья.
Оледенелою звездой
Или потухнувшим волканом
Помчится, как корабль пустой,
Земля небесным океаном.
И, странствуя между миров,
Воссядет дух мимолетящий
На остов наших городов,
Как на гранит неговорящий...
Так разум в тайнах бытия
Читает нам... Но сердце бьется,
Надежду робкую тая —
Авось он, гордый, ошибется!
ИМПРОВИЗАЦИЯ
Мерцает по стене заката отблеск рдяный,
Как уголь искряся на раме, золотой...
Мне дорог этот час. Соседка за стеной
Садится в сумерки порой за фортепьяно,
И я слежу за ней внимательной мечтой.
В фантазии ее любимая есть дума:
Долина, сельского исполненная шума,
Пастушеский рожок... домой стада идут...
Утихли... разошлись... земные звуки мрут
То в беглом говоре, то в песне одинокой, —
И в плавном шествии гармонии широкой
Я ночи, сыплющей звездами, слышу ход...
Всё днем незримое таинственно встает
В сияньи месяца, при запахе фиалок,
В волшебных образах каких-то чудных грез —
То фей порхающих, то плещущих русалок
Вкруг остановленных на мельнице колес...
Но вот торжественной гармонии разливы
Сливаются в одну мелодию, и в ней
Мне сердца слышатся горячие порывы,
И звуки говорят страстям души моей.
Crescendo...[27] Вот мольбы, борьба и шепот страстный,
Вот крик пронзительный и — ряд аккордов ясный,
И всё сливается, как сладкий говор струй,
В один томительный и долгий поцелуй.
Но замиравшие опять яснеют звуки...
И в песни страстные вторгается струей
Один тоскливый звук, молящий, полный муки...
Растет он, всё растет и льется уж рекой...
Уж сладкий гимн любви в одном воспоминанье
Далёко трелится... но каменной стопой
Неумолимое идет, идет страданье,
И каждый шаг его грохочет надо мной...
Один какой-то вопль в пустыне беспредельной
Звучит, зовет к себе... Увы! надежды нет!..
Он ноет... И среди громов ему в ответ
Лишь жалобный напев пробился колыбельной...
Пустая комната... убогая постель...
Рыдающая мать лежит, полуживая,
И бледною рукой качает колыбель,
И «баюшки-баю» поет, изнемогая...
А вкруг гроза и ночь... Вдали под этот вой
То колокол во тьме гудит и призывает,
То, бурей вырванный, из мрака залетает
Вакхический напев и танец удалой...
Несется оргия, кружася в вальсе диком,
И вот страдалица ему отозвалась
Внезапно бешеным и судорожным криком
И в пляску кинулась, безумно веселясь...
Порой сквозь буйный вальс звучит чуть слышным эхом,
Как вопль утопшего, потерянный в волнах,
И «баюшки-баю», и песнь о лучших днях,
Но тонет эта песнь под кликами и смехом
В раскате ярких гамм, где каждая струна
Как веселящийся хохочет сатана, —
И только колокол в пустыне бесконечной
Гудит над падшею глаголом кары вечной...