Наряду с народным танцем, тарантеллой, в «Неаполитанский альбом» проникает народная итальянская песня. Беззаботное веселье и смех образуют ведущую стихию неаполитанской народной жизни:
Но народ не может довольствоваться одним смехом. Простодушная народная толпа доверчиво внимает ханжеским призывам монаха проповедника и тут же, по выходе из храма, охотно отдает себя во власть сугубо плотских увлечений. В этой смене настроений толпы есть что-то родственное смене природных стихий, увековеченной поэтом в картине, изображающей Неаполитанский залив после грозы:
Картина природных стихий неожиданно оттесняется образом эмансипированной и экзальтированной мисс Мери, он, в свою очередь, сменяется видом группы праздных иностранцев, бросающих червонцы в морскую пучину.
Вслед за этой проходит ряд картин в чисто национальном стиле:
Наряду с зарисовками разнообразных примет неаполитанской жизни, не претендующих на значительность, в альбоме изображены также и события подлинно исторические, например, гарибальдийское движение.
Гражданскую инертность народной массы («Всё равно, кто правит нами!», «Были б праздники народу!» и т. д.) побеждает в конце концов сознание общности национальных интересов. В страстном томлении ждут неаполитанцы общественного «грома»:
К образу Гарибальди автор возвращается трижды, причем последний раз в стихотворении, которым завершается цикл:
Счастливо найденный пейзажный штрих (блеск солнечного луча), венчающий стихотворение, становится своеобразным символом единства природных стихий и народной толпы, нашедшей себя в своем герое.
Современная Майкову критика чрезвычайно сдержанно, а порою и отрицательно отзывалась о «Неаполитанском альбоме». Автора упрекали в неуместно шутливом тоне зарисовок итальянской национальной жизни, в немотивированном появлении отдельных персонажей (князь NN, артист Бурдин и др.), в незавершенности сюжетных линий и т. д.