— Вот что значит реклама, трижды благословенная реклама! Ну а капитан Росс, тоже, наверное, погиб?
— Да, он погиб вместе со своим судном!
— Это все та же вечная история незаметных героев, о которых никто не говорит и которых никто не превозносит. Кстати, известно вам, что мисс Голдинг и я обязаны своим спасением Мартинике? Ведь мы вместе с венесуэльским крейсером «Кюрасо», преследовавшим нас, врезались в облака пепла, извергаемого вулканом. Люди валились, как мухи. Всего за час умерло десять человек, в том числе и один из самых редких и благороднейших людей, мистер Фентон, старший офицер парохода. Я находился в будке рулевого и был защищен от палящих газов, которыми был насыщен воздух. Этому обстоятельству я и обязан жизнью. Когда я пришел в себя спустя несколько часов, то увидел себя на американском военном судне. Да, грандиозная и поразительная была картина, когда наш пароход несся на всех парах без рулевого и капитана, без механиков и кочегаров, несся, пока не угасли его огни и не опустели котлы, пока не осталось на нем ни одного человека, который был бы в состоянии шевельнуть рукой или ногой. Это был своего рода новый «Летучий голландец», на котором грудами лежали безжизненные тела и которых машина сама несла вперед, туда, где их ждало спасение, на которое уже никто из них не надеялся.
— Да, мы все считали вас мертвыми!
— И прошу вас, продолжайте считать! Прошу вас нигде не упоминать моего имени и не упоминать вовсе о мисс Голдинг!
— Но о ней необходимо сказать хоть что-нибудь!
— Если уж это так необходимо, то скажите, что она здорова и очень рада, что находится наконец в Англии!
— Но говорят, что она должна сочетаться браком с лордом Истреем в самом скором времени?..
— Я не считаю себя вправе вмешиваться в личные дела посторонней молодой девушки!
— Но я могу, например, рассказать, каким образом она была спасена?
— О, конечно! Она находилась в капитанской каюте, окна которой я сам лично закрыл и запер на засов. Она не знала, что происходило наверху, а когда узнала, то опасность уже миновала. Командир американского судна наткнулся на пароход, на котором, по-видимому, не было ни одной живой души, только мертвые тела, кроме одной девушки, силившейся управлять этим судном. Действительно, смелости и решимости мисс Голдинг можно подивиться! Ей выпало на долю испытать то, что немногим женщинам приходится испытывать.
— Но позвольте узнать, что вы теперь предполагаете делать? — полюбопытствовал репортер.
При этом вопросе лицо Мюрри нахмурилось.
— Я предполагаю позавтракать в час дня и затем с послеобеденным поездом ехать в Лондон. А теперь позвольте мне пожелать вам приятного утра! Относительно экземпляра газеты, который предоставляется мне любезной редакцией, не беспокойтесь! Всего хорошего!
Репортер поспешил забрать свою книжечку и карандаши и, с нервной суетливостью откланявшись, удалился. А там, внизу, он признался швейцару, что этот господин буквально насквозь пронизывает своим взглядом и вселяет страх.
Когда молодой репортер удалился, Мюрри Вест снова принялся за то письмо, которое он читал, когда входил незваный посетитель. По правде говоря, он теперь только впервые вполне осознал то новое положение, какое должен был занять в Англии, после того как Альберт Бэнтам приезжал в Америку, чтобы известить его о перемене, происшедшей в его жизни со смертью герцога Вудриджа, его дяди, последовавшей семь месяцев тому назад в древнем аббатстве в Суффольке. Насколько это обстоятельство должно было упрочить его материальное положение в данное время и восстановить его право на высокое положение, Мюрри был, пожалуй, благодарен судьбе, но вместе с тем сознавал, что ему недостает некоторых свойств, необходимых пэру Англии. Демократический дух Америки глубоко проник в него, научив его не считаться с теми преимуществами, которыми так гордится английская аристократия.
Сложив и заперев в бюро все свои письма и бумаги, Мюрри поспешно оделся, чтобы ехать к Джесси и сказать ей последнее «прости». Тяжело, невыносимо тяжело было ему решиться на эту разлуку с девушкой, которую он полюбил всеми силами своей страстной и сильной души, но девушка эта была помолвленной невестой лорда Истрея и даже в том случае, если бы его вовсе не существовало, он, Мюрри, не решился бы просить ее стать его женой до тех пор, пока не будет иметь права сказать ей: «Джесси, Лионель, брат ваш, умер так и так, и вот та рука, которая убила его». А этого признания он, быть может, никогда не вправе будет сделать ей. Он связал себя словом с человеком, которого, насколько ему было известно, уже не было в живых, — ни в одной телеграмме не упоминалось о Хуберте Лэдло, ни в одном списке судовых пассажиров, за которыми он так внимательно следил.