— Пусть оно сгинет, это судно, на тех зеленеющих рифах!
— Но ты рискуешь своей жизнью, мой друг!
Он встал и стряхнул за борт пепел своей сигары.
— Жизнь, — сказал он, — это тот красный огонек, что горит в домах для нашего удовольствия, а затем — пепел в воду. Ин, мой мальчик, я еду с тобой на Санта-Марию!
Мы продолжали курить молча. Затем он спросил меня, каким образом пришла мне мысль об Азорских островах и почему надеялся я встретить там Анну Фордибрас.
— Не говорила ли она тебе об этом в Дьепе? — спросил он, испытующе глядя на меня.
— Ни слова, — сказал я.
— Быть может, у ее отца, генерала Фордибраса, нечаянно вырвалось такое словечко?
— Ничего подобного.
— Каким же образом тогда ты мог узнать…
— Тимофей, — сказал я, — когда мы обедали с Анной Фордибрас в Дьепе, компаньонка ее, пожилая, но прелестная мисс Астон, держала письмо в руках.
— Да, держала.
— Я видел его штемпель, Тимофей.
Он театрально поднял глаза к небу.
— Спаси, Боже, всех злых людей от Ина Фабоса.
Я сказал ему одну только правду, а что касается письма в руках пожилой леди, то тайна его и «Бриллиантового корабля» хранилась в открытом море.
Х
ПЛОТ МЕРТВЕЦОВ.
ПУТЕШЕСТВИЕ НА АЗОРСКИЕ ОСТРОВА
Все люди, бывшие на борту «Белых крыльев», желали, не теряя ни единого дня, идти к порту Санта-Мария. Когда всегда осторожный капитан наш вздумал настаивать на том, что нам необходимо прежде всего зайти в Порто-Гранде и запастись углем, мы взглянули на него, сколько мне помнится, как на оскорбителя, посягающего на наши планы. Лихорадка поиска заразила даже кочегаров. В солнечные дни все только и делали, что смотрели на север, точно за этой морской поверхностью они могли увидеть и услышать что-то чудесное.
На меня нападали иногда страшное уныние и сомнения, которых не мог отогнать даже оптимизм окружающих. Подумать только, как злостно скованы были звенья цепи, которую мне приходилось разобрать по частям! Труп, найденный на уединенном берегу, женщина с краденым жемчугом на балу в Лондоне, уверенность в том, что бриллианты, похищенные из копей Южной Африки, скрываются в открытом море, обнаружение большого судна, плавающего, словно призрак брошенного корабля, по обширному пространству южной части Атлантического океана! Предположение же мое, что ко всему этому должен присоединиться и остров Санта-Мария, могло быть только предположением. Я направился туда как человек, которому адрес может помочь в его розысках. Можно найти дом пустым или занятым, враждебным или дружеским, но я считаю благоразумным отправиться туда и самому разузнать обо всем, ибо никто, кроме меня, не может взять на себя такую ответственность.
Мы остановились в Порто-Гранде, чтобы запастись углем, а затем, стараясь по возможности щадить свои машины, направились к северу, и на третий день были уже в пятидесяти милях от острова Санта-Мария. Был ноябрь месяц, одиннадцать часов утра, суббота, девятнадцатое число. Несмотря на осеннее время, солнце сияло ярко и жара стояла почти как в тропиках. Капитан Лорри готовился в своей каюте к полуденным наблюдениям; квартирмейстер Авель стоял у штурвала, Валаам, боцман, сидел на бульварке и вязал шаф; мой друг Мак-Шанус находился внизу и наслаждался, по его выражению, «холодной водицей». Сам я читал прелестную книгу Метерлинка «Жизнь пчел», когда второй офицер дал мне знак сверху, что желает говорить со мной. Я понял, что он не хочет вызывать из каюты капитана, а потому немедленно поспешил к нему. Он был взволнован, указывая мне какой-то черный предмет, плывущий по ветру на расстоянии одной трети мили от нашей яхты. Передав мне подзорную трубу, он спросил, что нам делать.
— Это плот, Андру, — сказал я, — а на нем люди.
— То же самое подумал и я, сэр! Это плот и на нем люди… но боюсь, люди не живые. Я минут десять наблюдал за ними и уверен в том, что говорю. Бедняги никогда больше не будут матросами.
Я еще раз направил туда подзорную трубу и с любопытством рассматривал плот. Это не был спасательный плот, какие теперь часто встречаются на паровых судах, — он был сделан очень грубо и кое-как сколочен из неровных досок. Я посчитал людей и, по-моему, их было семеро; все они были привязаны к плоту веревками и морские волны то и дело заливали их.
Посмотрев на них еще в течение нескольких минут, я увидел, что вся одежда их превратилась в лохмотья. Двое из них были совсем почти под водой, и всех их, надо полагать, залило водой, если только они и без того не умерли несколько недель тому назад.