— Спросите, Долли, что это за чертовщину болтал наш старик о каком-то «сонном времени»? Послушать, так выходит, будто мы здесь должны бояться сна больше всего на свете! Неужели же порядочный человек не должен никогда спать на этом острове? Что значит эта бессмыслица, Долли?
Обращаясь к Долли, я совершенно упустил из виду, что гостеприимный хозяин понимал по-английски. Услыша мои слова, он повернул голову в мою сторону и быстро проговорил:
— Не бессмыслица, а истинная правда! Два-три раза в году наступает страшное время. Никто о нем не знает, когда и отчего и надолго ли. Знаю только, что всякий, кто остается на острове, засыпает, чтобы уж никогда не проснуться… Заснете и вы, если не поспеете уехать раньше! Оттого и надо торопиться, чтобы не дождаться ужасного сонного времени!
Старик, видимо, старался выражаться возможно яснее, но мы все же поняли не больше, чем если бы он говорил по-китайски. Долли сделал отчаянную попытку узнать что-либо более определенное, расспрашивая старика на родном языке, но французский рассказ оказался не понятнее английского объяснения.
— Он говорит, что японцы называют этот остров «сонным берегом», — переводил Долли слова старика, — и уверяет, что ежегодно раза два или три здесь поднимаются от болот какие-то особенно ядовитые туманы! Вот от этих туманов, так я понял, по крайней мере, непривычные люди болеют какой-то странной болезнью, по-видимому неизлечимой.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
в которой «Южный Крест» исчезает в неведомой дали
К середине ночи ветер превратился в настоящую бурю. Рев бушующего моря в темной глубине под нами смешивался с величественными раскатами неумолкающего грома, с грозным воем урагана и с грохотом камней, скатывающихся в невидимые пропасти. Ежеминутно вспыхивающий огненный зигзаг молнии на мгновение прорезывал черные тучи и освещал мертвенным светом весь безотрадный скалистый пейзаж. После каждой подобной вспышки черная ночь казалась еще чернее, плеск дождя о голые скалы еще унылее. Мрачные думы одолевали нас. Забота об участи судна пересиливала заботы о собственной судьбе. Что сталось с нашим «Южным Крестом»? Удалось ли бедному Гарри одному на легкой гичке выйти в море, несмотря на волнение, и, благополучно добравшись до судна, предупредить мистера Джекоба о случившемся на берегу? И если удалось, то что предпринял мой верный помощник? На его опытность и осторожность я мог вполне рассчитывать. Не было моряка искуснее старого Джекоба, но, как преданный друг, решится ли он оставить своего капитана на произвол судьбы и выйти в открытое море, не попытавшись спасти товарищей? Между тем наше судно могло только в открытом море выдержать такую бурю.
Наш добрый, старый хозяин понимал наше угнетенное настроение и не мешал нам неуместными разговорами. Он скоро улегся где-то в уголку, предоставив нам свою мягкую постель, и заснул так спокойно, как ребенок спит в своей люльке, убаюканный нежной песней любящей матери.
Зато он же первый и открыл глаза, едва показался слабый луч рассвета, и закричал нам:
— Вставайте, друзья! Солнце встало. Спешите подать сигнал вашему судну. Ветер ревет, но моряки не боятся ветра. Они радуются, когда поселяне дрожат. С корабля пришлют лодку — и все окончится благополучно. Только бы лодка не опрокинулась. Волнение больно велико. Скверная погода на море, ох какая скверная погода!
Мы выползли из пещеры и пробрались между беспорядочно нагроможденными скалами до небольшой площадки, с которой открывалась обширная панорама. Ветер свирепствовал, точно желая оторвать нас от скалы, за которую мы цеплялись, и сбросить в бездну под нашими ногами. Но мы храбро боролись с ураганом и достигли, наконец, места, защищенного выступом скалы настолько, что можно было безопасно глядеть по всем направлениям. Восходящее солнце уже золотило последние обрывки туч, разогнанных ночным ураганом. Ярко-голубое небо высоким куполом вздымалось над нашими головами. Яркое голубое море безбрежной далью расстилалось под нашими ногами. Сильное волнение не уничтожало голубого цвета его волн, но пятнало поверхность моря яркими полосами белоснежной пены, вспыхивающей ослепительным блеском в косых лучах утреннего солнца. Взор уходил далеко-далеко в эту голубую бесконечность, и, увы, нигде не виднелось темного пятна тени, падающей от корабельного корпуса, нигде не поднималось тонкой линии мачт, так резко вырисовывавшихся на горизонте, нигде не белело легкое облачко белых парусов, нигде не вздымался вьющийся дымок пароходной трубы. Всюду вода! Всюду пустыня! «Южный Крест» исчез, ушел, покинул нас! Страшная истина как громом поразила нас. Первая минута была поистине ужасна. Сознание беспомощности и одиночества охватило нас с такой силой, что мы тщетно пытались заговорить, тщетно искали слов для взаимного ободрения. Питер Блэй опомнился первый. Старый, опытный моряк скорее всех нашел объяснение, могущее хоть отчасти успокоить обескураженных.