— Мы не верили в ядовитость здешнего воздуха и неосторожно спустились с гор в лесную долину! — проговорил я слабым голосом. — Почувствовав отраву, мы инстинктивно искали спасения под кровлей этого дома. К несчастью, этот бедный мальчик оказался чувствительней нас всех. Если вы знаете причину и свойство его болезни, в чем я не сомневаюсь после ваших слов, то помогите ему ради Бога, если это еще возможно. Докончите спасение, начатое вами!
Незнакомец внимательно оглядел неподвижного юношу, с закрытыми глазами лежащего на софе, затем взор его скользнул по осунувшемуся лицу Питера, бессильно опустившегося на первый попавшийся стул, и по ярко-красной роже великана-шотландца Баркера, оказавшегося пострадавшим менее всех нас, хотя и в его глазах виднелся тот мутный блеск, который замечается в безумных взглядах горячечных больных. Улыбка удовольствия скользнула по тонким губам нашего гостеприимного хозяина, и он проговорил успокоительным тоном:
— Юноша придет в себя через четверть часа, вы же, остальные, и того раньше. Минут через пять вы все будете здоровее прежнего. Благодарите Бога, доведшего вас благополучно до этой комнаты. Здесь вы в безопасности пока. Как видите, я заранее принял нужные предосторожности, закупорив двери и окна. При помощи вот этих машин, изобретенных мною, воздуха здесь хватит на всех нас. Правда, я не рассчитывал на такое значительное прибавление потребителей кислорода, но все же рад неожиданным гостям. Нас пятеро, значит, воздуха хватит на три дня. А потом… Ну, да потом увидим! — докончил доктор с добродушной улыбкой, очевидно не сознавая даже своего великодушного геройства.
Я же не находил слов для выражения своей благодарности и своего удивления. Откуда взялся этот ученый? Цель его пребывания в этом доме была очевидна: он остался на берегу для того, чтобы исследовать ядовитые газы сонного времени и, быть может, найти для них противоядие, но каким образом допустил мистер Кчерни этого, несомненно, порядочного и дальновидного человека поселиться в своем доме? Этого я не мог себе объяснить в том состоянии нервного возбуждения, которое все еще наполняло меня лихорадочным беспокойством, очевидным последствием отравления. Товарищи мои молчали, понемногу приходя в себя. Долли Вендт открыл глаза и слегка шевельнулся. Доктор — я не ошибся, считая нашего спасителя ученым-врачом, — доктор поспешил придвинуть к юноше одну из стеклянных банок, из воронкообразного горлышка которой вылетала непрерывная струя свежего, живительного воздуха. Затем он слегка уменьшил огонь газового очага и принялся протирать различные стеклянные трубки, в то же время обращаясь ко мне с короткими вопросами.
— Каким образом остались вы на берегу, господа, а не последовали за вашими товарищами? — внезапно спросил он, очевидно считая нас принадлежащими к команде мистера Кчерни.
С минуту я не знал, что ответить. Осторожнее было бы выдать себя за друзей домохозяина, особенно перед, очевидно, близким к нему человеком, но, с другой стороны, мне невыносимо казалось прослыть за участника грабежей и убийств, да, кроме того, было бы неблагодарностью обманывать человека, спасавшего нам жизнь, жертвуя собственной безопасностью. Поэтому я решился отвечать вполне откровенно.
Сообщив наши имена, я наскоро объяснил, что хотя мы и знакомы с мистером Кчерни, но уж никак не можем быть причислены к его друзьям, упомянув при этом, что я приехал на остров не ради его самого, а ради его жены, мистрис Руфь Кчерни.
— Да разве здесь существует какая-нибудь мистрис Кчерни? — недоверчиво проговорил доктор. — Уверены ли вы в том, что дама, о которой вы говорите, действительно законная жена князя, владетеля Кеннского острова?
Несмотря на свою слабость, я вскочил от негодования, услыша подобное сомнение.
— Уверен ли я? Да как я могу быть не уверенным, когда я сам был шафером мисс Руфи Белленден, теперешней мистрис Кчерни! А вот почему вы называете этого господина «князем», я не могу понять! Я достоверно знаю, что он просто венгерский скрипач-виртуоз, называющий себя графом только на афишах, на самом же деле не имеющий никаких серьезных прав на какой бы то ни было титул. Жена его добрейшее и совершеннейшее создание, заслуживающее лучшей участи, чем быть жертвой такого мужа!
Доктор задумчиво покачал головой и как-то загадочно улыбнулся.