Мы не в силах будем на основании этого восприятия воспринимать и черный цвет. Пожалуй, можно понимать, что черный цвет иной и что он не похож на белый. Но воспринять черный цвет из наличия белого невозможно. Такое же рассуждение приложимо и к звуку и вообще к другим чувственным предметам. Следовательно, однородное чувственное не является показателем для однородного, т.е. зрительное - для зрительного, слуховое - для слухового, вкусовое - для вкусового. Но конечно, и неоднородное не является показателем для неоднородного, например зрительное - для слухового, слуховое - для вкусового или для обонятельного. Ведь когда кто-либо нюхает что-нибудь благовонное, он не приходит к восприятию белого цвета, и тот, кто воспринимает звук, не чувствует сладости вкуса.
Впрочем, длинно было бы исследовать, может ли однородное быть признаком однородного и неоднородное - неоднородного, раз иной здравомыслящий разочаруется даже и при более коротком исследовании, чем это; я имею в виду тот факт, что чувственное не может быть показателем себя самого. Ведь из рассматривавших этот вопрос одни, как мы не раз указывали [48], говорят, что чувственное воспринимается с помощью чувственного восприятия не таким, каково оно по природе, поскольку ни белое, ни черное, ни горячее, ни холодное, ни сладкое, ни горькое, ни другое что-либо такого же качества не имеется в действительности, а кажется существующим вследствие заблуждения и обмана нашего чувства. Другие [49] же признают, что некоторые из чувственных вещей действительно существуют, а иные нет. Третьи удостоверили одинаковую реальность для всех [чувственных вещей]. При таком нерешенном положении вопроса относительно сущности чувственных предметов как можно говорить, что чувственное само указывает на себя, когда остается неизвестным, какова истинная позиция при стольких разногласиях? Однако если ни однородное чувственное не может быть показателем для однородного чувственного, ни неоднородное - для неоднородного и для самого себя, то во всяком случае следует придерживаться того мнения, что нельзя говорить о чувственности знака.
Энесидем в четвертой книге своих "Пирроновых рассуждений" приводит такое суждение по поводу этой же гипотезы, исходя при этом почти из такого же соображения: "Если явления сходно являются всем находящимся в одинаковом состоянии и знаки суть явления, то знаки сходно являются всем находящимся в одинаковом состоянии. Но знаки во всяком случае не являются сходно всем находящимся в одинаковом состоянии. А явления являются сходно всем находящимся в одинаковом состоянии. Следовательно, знаки не суть явления".
Итак, Энесидем, очевидно, называет явлениями чувственные предметы, а доказательство он строит так, что по нему второй бездоказательный аргумент примыкает к третьему. Схема его такова: если существует первое и второе, то существует и третье; но третьего не существует, а только первое, следовательно, нет и второго. И что в действительности это так, мы покажем немного дальше [50]. А теперь мы докажем проще, что его леммы правильны и что за ними [прекрасно] следуют посылки. Если перейти прямо к делу, то [здесь первое] умозаключение [вполне] правильно. Ведь последующее выводится тут из предыдущего, т.е. из утверждения: "Явления сходно являются всем находящимся в одинаковом состоянии; а знаки суть явления" - следует утверждение: "Знаки сходно являются всем находящимся в одинаковом положении". Действительно, если все имеющие незамутненные глаза воспринимают белый цвет одинаково, а не по-разному и если все по природе имеющие вкус воспринимают сладкое в виде сладкого, то по необходимости все находящиеся в одинаковом состоянии должны одинаково воспринимать и знак, если он принадлежит к числу
191
чувственных, каковы белое или сладкое. Поэтому данное умозаключение [здесь] правильно. Истинна и вторая посылка: "Знаки не являются сходно всем находящимся в одинаковом состоянии". Ведь краснота [лица] у больных лихорадкой, напряженное состояние, влажность кожи, повышенная температура, учащенный пульс и прочие знаки для находящихся в одинаковом состоянии в смысле чувственных восприятий и прочей конституции являются знаками не одного и того же и, таким образом, не являются для всех одинаково. Но Герофилу, например, они кажутся просто знаками хорошей крови, Эрасистрату знаками перехода крови из вен в артерии, а Асклепиаду - знаком образования мозговых бугров в мозговых впадинах [51]. Поэтому и вторая посылка Энесидема правильна. Правильна, очевидно, и третья посылка: "Явления сходно являются всем находящимся в одинаковом состоянии". Действительно, белый цвет при случае представляется неодинаково имеющему затекшие кровью глаза и человеку, находящемуся в нормальном состоянии (ведь они находятся в разном состоянии, по каковой причине одному этот цвет кажется желтым, другому - красноватым, а третьему - белым), людям же, находящимся в одном и том же состоянии, т.е. здоровым, он является только белым. Поэтому верности посылок соответствует и [окончательное] заключение: "Следовательно, знак не есть явление".
Итак, сама собою доказывается истинность данного рассуждения. А то, что оно является также и бездоказательным, и силлогистичным, - это станет ясным из его анализа. Именно, возвращаясь к сказанному немного выше, мы сейчас же заметим, что бездоказательными являются два рода [рассуждений]: одни недоказуемые, другие - не нуждающиеся в доказательстве, поскольку факт вывода в них ясен сам по себе. Мы неоднократно доказывали, что этого названия во втором смысле удостаиваются те силлогизмы, которые установлены у Хрисиппа в начале "Введения в силлогизмы" [52].
192
Теперь, поскольку мы с этим согласились, необходимо еще знать, что первый бездоказательный модус состоит из умозаключения и предыдущего, вывод же он имеет в виде последующего в умозаключении. Другими словами, когда рассуждение содержит две посылки, из которых одна есть умозаключение, а другая - предыдущее в умозаключении, а, с другой стороны, это рассуждение содержит в качестве вывода последующее в том самом умозаключении, то такое рассуждение называется "первым бездоказательным", как, например, такое: "Если сейчас день, то есть свет; но сейчас день; стало быть, свет есть". Это рассуждение имеет одной посылкой умозаключение "Если сейчас день, то свет есть", второй - предыдущее в умозаключении "но сейчас день" и третьей вывод, последующее умозаключение "Следовательно, свет есть".
Второе бездоказательное суждение состоит из умозаключения и из противоположного последующему в этом умозаключении и имеет в качестве вывода противоположное предыдущему. Другими словами, когда рассуждение, также состоящее из двух посылок, из которых одна является умозаключением, а другая состоит из противоположного последующему в умозаключении, а с другой стороны, оно имеет в качестве вывода противоположное предыдущему, тогда такое рассуждение становится вторым бездоказательным, как, например, рассуждение: "Если сейчас день, свет есть. Света нет; следовательно, сейчас нет дня". Ведь суждение "Если сейчас день, то свет есть", будучи одной из двух посылок данного рассуждения, является умозаключением. Суждение же "Света нет", будучи второй посылкой этого рассуждения, противоположно последующему в умозаключении. Наконец, вывод "Следовательно, дня нет" противоположен предыдущему.
Третье бездоказательное суждение, состоящее из отрицательного соединения и из одного суждения, находящегося в соединении, имеет заключение, противоположное второму члену соединения. Например, "Не [бывает так, что] и день есть, и ночь есть". "День есть, стало быть, нет ночи". Именно, суждение "Не [бывает так, что] и день есть, и ночь есть" есть отрицательное для сложного суждения "И день есть, и ночь есть". Суждение же "День есть" одно из находящихся в соединении. А суждение "Следовательно, нет ночи" противоположно второму члену из находящихся в соединении.
193
Рассуждения примерно таковы, а тропы их и, так сказать, схемы, по которым строятся эти рассуждения, следующие. Схема первого бездоказательного рассуждения: если есть первое, то есть и второе; первое есть, стало быть, есть второе. Схема второго: если есть первое, есть и второе; второго нет, стало быть, нет первого. Схема третьего: не бывает первого и второго; первое есть, стало быть, второго нет.