- Коли удастся, Гашпар, мы на ночь еще подорожник приложим.
Лицо ее искривилось - казалось, она вот-вот заплачет. Так и плакала она ежечасно: поплачет, поплачет - и снова поет ребятам песни, ведь стоило только ей заплакать, как и они пускались в рев.
- Эх, и подвело же брюхо с голодухи! - сказал цыган, присев возле них прямо на пыльную дорогу. - Такого великого поста я еще в жизни не соблюдал.
Возница - тоже невольник со скованными ногами - улыбнулся.
- Я и сам есть хочу, - сказал он, бросив презрительный взгляд на турок. - Вечером сварю такой паприкаш, что весь нам достанется.
- Ты что же, повар?
При фамильярном «ты» брови возницы дрогнули, но все же он ответил:
- Только по вечерам. Днем они и обед достают себе грабежом.
- Чтоб им ослепнуть! Чтоб на масленицу у них ноги судорогой свело! Ты давно у них служишь?
- Три дня!
- А улизнуть никак нельзя?
- Нет. От этих не удерешь! Погляди, какие на мне сапоги. - Возница поднял ногу, раздался звон тяжелых, толстых цепей.
- А вдруг тебе сегодня не придется готовить? - с тревогой сказал цыган.
- Наверняка придется. Вчера я им так вкусно сготовил, что они ели да облизывались, как собаки.
- Хоть бы и мне этак облизнуться! Я уж и позабыл, зачем у меня зубы выросли, только что щелкаю ими с голоду.
- Турки нынче и вином разжились. Вон везут в задке телеги.
- Турки-то ведь не пьют!
- Они как увидят вино, сразу свой турецкий закон забывают.
- Тогда будет и на моей улице праздник! - развеселился цыган. - Я такую песенку сыграю, что они все запляшут.
Кривой янычар и после молитвы не тронулся в путь. В вечерней мгле с вершины горы смутно был виден в долине город, окутанный дымкой, - гнездовье венгров. Осиное гнездо!
Турки посовещались меж собой, потом кривой янычар кинул вознице:
- За мной! В лес!
И повозки заехали в лес, подальше от проезжей дороги.
Уже и солнце затонуло за деревьями, сумраком заволокло дубраву. В ясном небе засверкала первая звезда.
Турки нашли удобную лужайку. Янычар развязал руки священнику и гаркнул:
- Разжигай костер!
- Ваша милость, сударь-государь турок, целую ваши руки-ноги, уж лучше я разожгу костер. В этом деле я больше смыслю, прямо мастак, - предложил цыган свои услуги.
- Молчи! - заорал на него турок.
Позвали и трех невольниц, чтобы они помогли развести огонь. Женщины вместе со священником пошли к ближайшим деревьям собирать валежник и сухие листья. С помощью огнива и трута высекли огонь, и вскоре запылал костер. Затем турки освободили возницу и разрешили ему слезть с облучка.
- Свари то же самое, что и вчера, - приказал ему кривой янычар.
Возница поставил в большом чугунном котле воду на огонь, и когда священник с цыганом освежевали барана, он умелыми руками мелко порезал мясо, бросил его в воду, положил побольше репчатого лука и насыпал паприки. Он, наверно, добавил бы и картошки, да только в те времена картофель был редкостью, вроде ананаса. Даже за столом знатных господ подавали его только как деликатес, и названия точного у него еще не было - именовали его то американскими, то земляными яблоками.
Вокруг костра развалилось человек двадцать турок. Въехав в лес, они сразу же поставили телеги кругом в виде ограды. Лошадям спутали ноги и пустили их пастись на лужайку, а невольников согнали внутрь ограды. Их было шестнадцать человек: девять мужчин, пять женщин и двое детишек. Бедняжки так и повалились на траву. Некоторых тут же одолел сон.
Маленькая Вица заснула на горе узлов. Уронив голову на колени Маргит, правой рукой прижимая к груди свою жалкую куклу, она спала и видела сны. Рядышком лежал на животе Герге.
Кривой янычар оставил детей вместе с девушкой на возу и иногда поглядывал на них.
Костер пылал высоким пламенем. Турки резали баранов, кур и гусей. Невольники усердно трудились, приготовляя ужин. Немного спустя в чанах и котлах уже кипел паприкаш, а на вертелах подрумянивались бараньи ножки.
Лесной воздух наполнился заманчивым ароматом.
4
Не прошло и часу, как возница Андраш получил такую оплеуху, что шляпа его отлетела на две сажени.
- Чтоб тебе в седьмом кругу ада сгореть! Сколько ты паприки набухал? - заорал одноглазый янычар, крепко зажмурившись, и высунул язык, который жгло, как огнем.
К великой радости цыгана, весь паприкаш достался невольникам.
- Ай, ай, ай! За это стоило вытерпеть и две пощечины!
Турки поделили меж собой жаренные на вертеле бараньи ножки.
В бочки уже вставили краны, и турки пили венгерское вино из кружек и рогов.