Печурки догорали.
На койке сидел дед-плотник, считал бумажки, то и дело по-куриному заводя глаза в потолок. Подопригора, в последний раз, уже в шапке, проходя по бараку, вдруг остановился около него. Уполномоченный был не по добру весел.
— Ты, товарищ деда, говорят, еще на одну работенку принанялся?
Сверчки-глазки у старика сбежали в сторону, мигали, мигали…
Спозаранку, до побудки еще, дед со всем барахлишком своим сгинул из барака.
В кооперативе выдали Тишке и Журкину по талонам мыла, селедок, по четыреста граммов сахару, ниток катушечных; полагалось еще крупы, но ссыпать ее было не во что. И за все гробовщик уплатил самую безделицу. По привычке позавидовал: «Вот как на плотине-то задаривают, не то, что у нас!»
За услугу Петр отрезал Журкину кусок мыла, а Тишке дал тридцать копеек. В тот вечер на слободу собрался спозаранку, распихав покупки по карманам и за пазуху. Уходя, небрежно сунул гробовщику кое-что в руку, ласково-деловито попросив, чтобы завтра опять завернули в магазин на минутку, но дело имели бы с тем продавцом, который постарше и у которого черная бородка словно на ниточке: должны были получить, кроме прочего, по паре белья, а он, Петр, отблагодарит.
Журкин разжал руку, смотрел на талоны.
— Это еще?
Голос у него высох. Только сейчас с трепетом уразумел он, какую новую махину затевает Петр. Выронил талоны на одеяло.
— Нет, Петра, ты меня в эти дела… брось! Бог с ним, с твоим благодарением. — Журкин с суровым видом вынул мыло из-под подушки, положил рядом с талонами. — У меня, Петра, своих неприятностей хватит, бежал бы от них куда, закрыв глаза… только что ребятишки… Нет, Петра.
— Да чуда-ак!
Припав к его плечу, Петр принялся нашептывать. Гробовщик сидел одеревянело.
— Не майся ты со мною, Петра. Зря!
— Это твое слово? — Петр вскочил. — Та-ак!
Смаху надел шапку. Тишка притих на корточках перед печуркой. Он слышал разговор, но еще не понимал всего, вернее, не смел понять всего про Петра. Только бы мимо него, сироты, пронесло скорее эти дела.
Но Петр не уходил, вертел в пальцах талоны.
— Эй, оголец… Завтра один слетаешь, не заплутаешься, чай? Туда же, куда нынче с дядей Иваном ходил. Держи!
Тишка спрятал руки.
— Я… не п-пойду…
— Что?
Гробовщик, пасмурно поднявшись, дернул Петра.
— Оставь парнишку, слышь!
В голосе его хмурилась угроза. Тишка, почуяв поддержку, мстительно визгнул:
— Я не пойду!
И горло ему сдавила сладостная схватка. Сейчас мог полоумно выкинуться на середину барака, полоумно заорать, чтобы услышали, повскакали все, — с коек и так уже поглядывали, интересовались.
Ну его к черту… Петр молча отступил, только в глазах пролетела бешеная и смеючая дымка, — в первый раз отступил перед Тишкой. Отступил и ушел.
Гробовщик, поразмыслив, осторожно и примирительно сказал:
— Ты не подумай взаправду чего… Он баловной, просто спектакли представляет.
Но повисла над Тишкой расправа…
На другой день, после смены, гробовщик собрался наконец сходить на толчок. Платок утешный одолевал его мысли. Из получки наметил послать сотню домой, да оставалось у него заработанных на гармоньях рублей полтораста; десятку от них не жалко оторвать.
И Тишка тоже увязался вослед, соблазнившись в первый раз прогуляться по базару с деньгами в кармане, властителем. Дорогой, от нечего делать, советовался с дядей Иваном — не без похвальбы:
— Дядя Иван, а меня уполномоченный опять вчера спрашивал, надумал я, чтоб насчет шофера выучиться, иль нет. Говорит, чтоб скорее. Как тут прикинуть, не знаю…
Гробовщик сказал раздумчиво:
— Хилой ты для этого: автомобиль — она тяжелая, железная. Наша простота, Тишка, к железу не ударяет; слеза мы, а не люди. Ты около дерева пристраивайся, оно помягче будет и к характеру нам подходит.
— Да я и так… — будто согласился Тишка.
Но не все полностью рассказал он Журкину… Вчера Подопригора действительно подсел к парню на койку (гробовщик куда-то отлучился) и завел разговор о том же:
— Думаешь, Куликов?
— Угу.
— А чего долго думать? Другие бы на твоем месте… — Подопригора, особенно смешливый, возбужденный, подталкивал Тишку плечом: — Ты только представь, Куликов, что в деревне будет, когда узнают! Как это, скажут, так? Этот самый Куликов, который вчера чуть не побирался, а теперь вдруг на машине ездит? Фу, черт! Ты слушай-ка… (Тишка, падкий до подобных мечтаний, и так слушал в оба, расцветая стеснительной ухмылкой.) Вот, например, организуется в твоей деревне колхоз. Все бы хорошо, да тракториста негде взять… Как так негде? Да позвольте, у нас же Куликов шофер! Пойдем просить Куликова… Как тебя по отчеству? Тихон Ильич? Может быть, Тихон Ильич согласится. Га-га-га!