У моего соседа, наблюдателя, курносоватое веснушчатое лицо хлебороба. Наводя бинокль попеременно в разные стороны, он находит еще время балакать со мной.
Характерно, что бойцы заводят чаще всего разговоры о местном крае, о его богатствах, о технизации его производительных сил. Здесь какое-то хозяйственное любопытствование. Веснушчатого моего соседа больше всего интересуют и восхищают металлические столбы-конструкции, бегущие насквозь через весь край. Он объясняет, что это магистраль Загэса идет навстречу линии Рионгэса. Скоро в знаменитом Сурамском туннеле вспыхнет свет. Поезда пойдут электрической тягой… Он еще рассказывает, что в районе уже на сорок процентов коллективизированы крестьянские хозяйства. Он читал сочинения Горького и Либединского.
— А где вы учились до Красной Армии?
— Я сельской не кончил. Потом сезонником работал в Батуме на строительстве, плотником…
Нечто заставляет его застыть с биноклем у глаз; в хищном трепете он окликает соседей:
— Вон за тую пуповину. Взять на два пальца влево, где пашня и черное чего-то. И мигает на солнце. Это ведь ихний гелиограф!
И впрямь — даже простым глазом можно уловить далекое зеркальное поблескивание, крохотное, как булавочный укол. Красноармейцы волнуются: поджигающее волнение игры, азарта.
— То уж совсем по-дурному себя обнаруживает. Если бы на войне, по этому огоньку смели бы всех в пять минут!
Звуки боя заметно нарастают: лопанье орудийных выстрелов, россыпи пулеметных очередей. Гроза близится к холмам, что влево от нас. Там шоссе, ведущее к перевалу.
Комроты сидит в траве, сцепив пальцы на колене, один глаз у него сдержанно прищурен. Он с непроницаемым видом выслушивает выкрики наблюдателей. В этом неразговорчивом человеке зреют какие-то свой, дальнобойные прикидки и расчеты.
Кажется, он недоволен тем, что рота попала во второй эшелон. Да и всем хочется туда, под перевал, куда противник направляет главный свой удар.
…Рота до вечера прислушивается с завистью к звукам чужого грохотного веселья.
В первые сутки бой до нее не доходит.
В эту ночь спим на вершине, пронзительно-сырой, студеной под утро. Помполит опять кладет в изголовье кружку, газетный сверточек, из которого торчит черенок ложки, кладет наган и полевую сумку. Как гудят, наверно, после трудового дня многострадальные его ноги в скошенных пыльных сапогах! Он засыпает раньше, чем успевает уронить голову на траву.
За день объявили себя ударными взвод управления и третье отделение второго взвода. Кажется, в одном из этих подразделений — красноармеец Переверзин.
Августовское утро. Солнце красновато ползет по травам, по листве, приятно присесть на припеке и отогреваться после студеной ночи.
Бойцам уже известна обстановка, создавшаяся к концу вчерашнего дня. Противник ведет наступление с востока подавляющими силами.
Вчера по шоссе занят красными крупный населенный пункт в направлении перевала.
На правом фланге противник наступал при поддержке бронепоездов и восьми бронемашин.
Против участка нашей роты потеснил кавбригаду и занял склоны безымянной высоты…
С нашего наблюдательного пункта эта высота, — вернее, плешивая ее маковка, обрамленная кустарником, — как на ладони. К ней ведут вниз петлистые лесные тропы.
Взводы с рассвета на своих позициях, разведка начеку. На нашей горке из куста торчит рогатая буссоль. То и дело перекликаются возбужденно наблюдатели.
И лесная тишина, как и люди, полна ожидания внезапности, застылого напряжения. Ротой овладевает безотчетное психическое состояние, готовое вылиться в неостановимый порыв…
Помполит Бармин сидит под кустиком, на припеке, деловито помусливая карандаш. Его кривые сапоги лежат на траве колесом. Около помполита человек пять молодежи. Это — актив, военкоры, политпросветчики, редакторы незамысловатых взводных газет, размножаемых через копирку. Проводники помполитовской работы в массу. В это утро, когда дула пулеметов и орудий насторожены, когда рота тоскует и лихорадит, чуя близость долгожданного противника, — в это утро помполит занимается трезвым прозаическим делом.
Актив тоже муслит свои карандашные огрызки и, лежа на животах, выводит под диктовку помполита:
— Проработать… службу заграждения, противотанковую борьбу. Викторину по этой проработке. Вопросы международного положения по блокноту агитатора.
Помполит складывает хозяйственно свои записки, словно инструменты. Глаза его, невыразительные, с белыми ресницами, щурятся на солнце. Помполит Бармин думает.