— Покажи! — отрывисто приказала Доротея.
Он протянул руку. На его ладони сверкала пара сапфировых серег. Доротея взяла их и стала рассматривать. Глаза ее засияли от восхищения, и она прошептала сдавленным, изменившимся от волнения голосом:
— Сапфиры… Какая прелесть. Совсем как небо летней ночью. Темное, глубокое. И полное света…
Они подошли к дереву на опушке, возле которого торчало огромное нелепое чучело. На чучеле болталась куртка Кантэна. Вечером он снял с чучела сюртук и цилиндр, чтобы никто не мог его узнать. Пока Доротея любовалась сапфирами, он быстро разделся, напялил на чучело сюртук, надел куртку и догнал Доротею.
— Возьми их себе, Доротея. Ты знаешь, что я не вор. Я сделал это для тебя. Круто тебе приходится. Ты должна была бы жить в роскоши, а танцуешь на канате. Нет на свете вещи, которой я не сделал бы ради тебя.
Она быстро подняла ресницы.
— Ты говоришь, что ради меня пойдешь на все?
— Конечно.
— Хорошо. Ловлю тебя на слове и прошу одного: будь честен. Да, только честен, и больше ничего. Я взяла тебя и малышей потому, что все вы сироты, как и я. И сиротами сделала нас война. Вот уже два года, как мы таскаемся по белу свету. Зарабатываем плохо, но не голодаем. И я хочу одного: чтобы все мы всегда были чистыми, простыми и честными. А ты уж третий раз попадаешься на воровстве. И каждый раз уверяешь, что воруешь ради меня. Скажи мне по совести: будешь ли ты еще воровать или нет? Если нет — я тебя прощу. Иначе — ступай на все четыре стороны.
Она говорила нервно и решительно. Кантэн понял, что она не шутит, и, волнуясь, спросил:
— Значит, ты меня прогоняешь, хочешь, чтобы я ушел?
— Нет. Но дай слово, что это больше никогда не повторится.
— Ладно.
— Хорошо. Не будем вспоминать об этом. Ты как будто обещаешь серьезно. А теперь возьми серьги и спрячь их в фургон, в большую корзину. На будущей неделе мы пошлем их обратно по почте. Это, кажется, замок Шаньи?
— Да, я там видел фотографии с надписью: «Замок Шаньи».
Мир и дружба были восстановлены, и безо всяких приключений они дошли до фургона. Только два-три раза им пришлось сворачивать в кусты, чтоб не попасться на глаза встречным крестьянам. Подходя к фургону, Кантэн остановился и стал прислушиваться. Доротея жестом успокоила его:
— Не бойся. Это дерутся Кастор и Поллукс.
Кантэн бросился к фургону.
— Кантэн, не смей их трогать! — крикнула девушка вдогонку.
— Хватит и на твою долю.
— Они мои, и я могу их бить. А ты не смей.
Мальчики устроили дуэль на деревянных саблях. Заметив Кантэна, они прекратили драку и бросились на общего врага, но, не очень доверяя своим силам, стали звать Доротею:
— Доротея! Прогони Кантэна! Он хочет нас поколотить! Доротея!
Появилась Доротея. И Кантэн оставил мальчиков в покое, а Доротея подняла с ними веселую возню. Помирив драчунов, она строго спросила:
— А капитан? Вы, верно, разбудили его своим криком.
— Капитан спит как мертвый. Слышишь, как храпит?
В стороне при дороге мальчики развели костер и сварили суп. Все четверо плотно позавтракали и выпили по чашке кофе.
Доротея никогда не хозяйничала, Кантэн, Кастор и Поллукс делали все сами, ревнуя Доротею друг к другу. Из ревности были и вечные драки между Кастором и Поллуксом. Достаточно было Доротее посмотреть на одного из них нежнее, как дружба краснощеких мальчуганов моментально превращалась в ненависть. С другой стороны, Кантэн искренне ненавидел мальчуганов, и, когда Доротея их ласкала, он готов был свернуть им шею. Ведь его-то, Кантэна, Доротея не целовала никогда. Он должен был довольствоваться веселой улыбкой, шуточкой, самое большее — ласковым шлепком по плечу. Впрочем, Кантэн и этим был доволен, и ему казалось, что о большем нельзя и мечтать. Кантэн умел любить, дорожить лаской и быть преданным как собака.
— Теперь займемся арифметикой, — скомандовала Доротея. — А ты, Кантэн, можешь немного поспать.
Мальчуганы достали книжки, тетради. После арифметики Доротея стала им рассказывать о первых Меровингах, потом повела беседу о планетах и звездах. Мальчики слушали ее, как волшебную сказку. Кантэн растянулся на траве и тоже слушал, стараясь не заснуть. Доротея была прекрасной учительницей. Она так увлекательно рассказывала, что все, о чем бы ни заходила у них речь, крепко западало в головы учеников.