Пока они обходили помост, к фонарю начали слетаться маленькие летучие мыши. Судья отогнал их.
— Как они могли сюда попасть? — приглушенным голосом спросил Цзун Ли.
Судья указал на два отверстия в потолке.
— Это вентиляция, — пояснил он. — Ваше стихотворение о двух настоятелях неверно: здесь нет червей, потому что очень сухо. Летучие мыши — это было бы удачнее. Но, возможно, тогда вам не удалось бы подобрать подходящую рифму!
— Тогда уж кошки! — пробормотал поэт.
— Мы к этому еще вернемся! Старый настоятель любил их рисовать. Открой этот ящик, Дао Гань! Там должны быть его рисунки и рукописи! Лучше места для этого не придумать!
Судья и Цзун Ли наблюдали, как Дао Гань вскрывал замок. Ящик был плотно набит бумажными и шелковыми свитками. Дао Гань развернул несколько верхних свитков. Передав два свитка судье, он сказал:
— Здесь опять картины с изображением того самого серого кота, Ваша светлость!
Судья мимоходом взглянул на них. На одной кот был изображен на полу, за игрой с клубком шерсти, на другой — играющим в траве, с поднятой лапой в попытке поймать бабочку. Вдруг судья замер. Некоторое время он стоял, ошеломленно уставившись прямо перед собой. Потом приказал:
— Закрой ящик! Мне больше не нужно никаких доказательств! Старого настоятеля действительно убили!
Дао Гань и Цзун Ли хотели спросить, почему он пришел к такому выводу, но судья рявкнул:
— Заканчивайте с этим ящиком. Сейчас мы пойдем и предъявим преступнику обвинение в преднамеренном убийстве!
Дао Гань вернул свитки на прежнее место, закрыл ящик и пошел следом за судьей. Судья Ди бросил последний взгляд на осунувшееся лицо забальзамированного настоятеля, поклонился и направился к лестнице.
— Кажется, покои настоятеля находятся в здании над четвертыми воротами? — спросил он Цзун Ли, пока они поднимались по лестнице.
— Да, господин! Если мы вернемся к западной башне, то по переходу, ведущему на восток, сможем пройти прямо в помещения, что находятся над Святилищем.
— Проводи меня туда. А ты, Дао Гань, быстро отправляйся через Галерею Ужасов в храм и принеси оттуда рисунок кота, который висит над алтарем в боковом зале. Потом разбуди кого-нибудь из послушников и попроси проводить тебя обычным путем в покои настоятеля.
Дальнейший подъем в северо-западную башню все трое проделали в молчании. Оттуда Дао Гань пошел прямо, а Цзун Ли повел судью налево по темному коридору. Сквозь оконные ставни снаружи до них снова донесся шум ветра и дождя. Иногда было слышно, как что-то разбивается о каменные плитки в центральном дворе.
— Ветер срывает черепицы с крыши, — заметил поэт. — Буря скоро закончится. Обычно она начинается и кончается яростными порывами ветра.
Они остановились перед массивной запертой дверью.
— Насколько я помню план, Ваша светлость, — сказал Цзун Ли, — это должен быть черный ход в спальню настоятеля.
Судья Ди сильно забарабанил в дверь костяшками пальцев, потом прижался ухом к гладкой поверхности. Ему показалось, что он слышит, как кто-то двигается внутри. Он постучал еще раз. Наконец раздался звук поворачиваемого в замке ключа и дверь медленно приотворили. Фонарь осветил худое, искаженное от страха лицо.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Увидев, что это судья, настоятель, казалось, испытал огромное облегчение и несколько приободрился. Запинаясь, он спросил:
— За что… за что я, ничтожный, удостоился чести…
— Пройдемте к вам! — резко оборвал его судья. — Я хочу поговорить с вами по одному очень срочному делу.
Настоятель провел их через скромно обставленную спальню в прилегающую к ней уютную библиотеку. Судья Ди сразу ощутил странный приторный запах. Он исходил из большой старинной курильницы, стоявшей на боковом столике. Настоятель жестом пригласил судью присесть рядом с письменным столом в кресло с высокой спинкой. Сам же сел за стол и указал Цзун Ли на стул возле окна. Он несколько раз открывал было рот, но явно не был готов начать разговор, очевидно, еще не придя в себя от шока.
Судья откинулся на спинку кресла. Некоторое время он молча наблюдал за перекошенным лицом настоятеля, потом любезно произнес:
— Тысяча извинений, что мне пришлось потревожить вас в столь поздний час, — вернее, столь ранним утром! Но к счастью, я вижу, что вы одеты, а следовательно, еще не ложились. Вы кого-то ожидали?