ГЛАВА 9
Возвратившись из Токио, Фюмроль застал в доме Мынь. Без малейшего смущения девушка приняла из его рук портфель и тотчас вернулась с рюмкой анисовой. Смахнув со стола муравьев петушиной щеткой, она опустила жалюзи и выскользнула из комнаты. Фюмроль следил за ней со смешанным чувством радости и удивления.
— Мынь, — позвал он, не прикоснувшись к рюмке, — мне нужен портфель. — Затем хлопнул в ладоши. — Тхуан!
Они явились почти одновременно. Мынь обеими руками прижимала к животу тяжелый портфель, а Тхуан держал кокосовую скорлупу с прелестной орхидеей.
— Вот, господин, — буркнул он, осклабясь. — «Arenda Zu». Собирался подвесить на веранде.
— Отлично, Тхуан, — кивнул сбитый с толку Фюмроль. — Я оторвал вас от дел только затем, чтобы поздороваться. Здравствуйте.
— Здравствуйте, господин. Добро пожаловать домой. Как долетели?
— Благодарю. — Фюмроль поманил Мынь. — Оставь портфель и ступай… Это ваша работа? — проводив ее взглядом, он повернулся к Тхуану. — Или она сама пришла? — Он открыл новенький сейф и переложил в него из портфеля наиболее важные документы.
— Господин недоволен? — уклонился от прямого ответа повар. — Девушку можно отослать назад.
— Нет, зачем же… — смутился Фюмроль. — Просто я как-то не ожидал увидеть ее у себя. — Он отвел глаза от изъеденного оспинами и вечно улыбающегося лица повара. — Кому все же принадлежала инициатива?
Вопрос прозвучал отрывисто и отчужденно. Почти так же, как щелканье запираемого замка.
— А говорили, что Мынь нравится господину…
— Кто говорил? — спрятав ключ, продолжал расспросы Фюмроль. Горячая волна, которая прихлынула к горлу, когда он увидел девушку, сменилась тоскливым отливом. Он чувствовал себя совершенно открытым. Отовсюду следили за ним чьи-то холодные, затаившие недобрую тревогу глаза.
— Не знаю, господин, — помедлив, ответил Тхуан. — Многие так считали.
— Проклятый город! — Фюмроль сжал кулаки. Он с трудом сдерживался. Сказывалось напряжение последних дней, изматывающая дорога и гнусная эта морось, от которой изнутри запотевает часовое стекло. — Воистину проклятый город. Тут все за всеми следят. — Он понял, что механически повторяет чужие — Катру? Жаламбе? — слова, и устало пробормотал — Каждому есть до тебя дело.
— Похоже, господин перегрелся на солнце, — сочувственно покачал головой Тхуан.; — Я принесу пузырь со льдом.
— К черту пузырь, к черту все! — Фюмроль поднялся, отшвырнул ногой портфель и, пошатываясь, направился в спальню. Он помнил и свой последний вопрос и то, что Тхуан на него не ответил, но все вдруг стало ему безразлично. Голова переполнилась теплой медлительной жидкостью, в которой красноватыми вспышками один за другим угасали возбужденные центры.
Рухнув ничком на постель, Фюмроль крепко зажмурился, чтобы не видеть больше черных мелькающих точек. «Это, наверное, тропикантос», — успел подумать он, теряя сознание. Но это был всего лишь сон, глухой изнуряющий сон среди бела дня, от которого человек встает опустошенным и разбитым. Смутно догадываясь, что спит, Фюмроль готовился разрушить сковавшее его оцепенение и не мог. Недоставало ни желания, ни сил. В состоянии полнейшей каталепсии он ощущал атласные прикосновения маленьких пальцев, догадывался, что его раздевают и переворачивают головой на подушки.
Когда Тхуан бережно разбудил его, Фюмроль долго не мог понять, где находится. Казалось, что он все еще спит в токийском отеле «Коксай-Канко», и было лишь пугающе непонятно, почему поменялись местами кровать и окно. Он сел, оперевшись на подушки, и одичало помотал головой. В такт приливающей к вискам крови болезненными толчками возвращалась память. С подносом, на котором дымился горячий шоколад, подступила Мынь. Присев бочком на постель, она подала ему чашку и серебряную розетку с профитролями. Под кружевом блузки нежно обозначились маленькие крепкие груди. Безотчетно повинуясь памяти детства, Фюмроль выпятил нижнюю губу и капризно поморщился, но маслянистый и белый шоколад выпил с удовольствием. Ему было немного стыдно встречаться взглядом с Тхуаном. Он и сам не понимал теперь, для чего было затевать никчемный допрос. Разве не приучил он себя воспринимать жизнь как некую изначальную данность, чьи сумбурные проявления не зависят от желания и воли? Смешно огорчаться и протестовать, если неожиданный ход событий разбивает наши мечты, но еще более нелепо противиться удобному стечению обстоятельств. Мынь пришла к нему, и незачем допытываться, как и почему это получилось.