Несколько человек поспешно плыли прочь от моторки, однако четверо двигались в ее сторону, и двое из них были уже совсем близко.
Внезапно Франсуа и Стефан сделали одинаковые движения — как стрелки, прикладывающие винтовки к плечу.
Сверкнули две вспышки, но грохот выстрелов слился в один.
Головы двоих, плывших первыми, скрылись под водой.
— Ах чудовища! — в изнеможении упав на колени, пролепетала Вероника.
Онорина стояла рядом и надсадно кричала:
— Франсуа! Франсуа!
Голос ее был слишком слаб, к тому же его относило ветром. Но бретонка не унималась:
— Франсуа! Стефан!
Она бросилась через комнату в прихожую, словно искала что-то, затем вернулась к окну и снова закричала:
— Франсуа! Франсуа! Послушай!…
Наконец ей удалось отыскать раковину, которою она пользовалась как рогом. Однако, поднеся ее ко рту, бретонка смогла извлечь из нее лишь несколько слабых, неясных звуков.
— Проклятье! — отбросив раковину, пробормотала она. — У меня нет больше сил. Франсуа! Франсуа!
На Онорину страшно было смотреть: волосы растрепаны, на лице испарина. Вероника принялась ее умолять:
— Онорина, прошу вас…
— Да вы только посмотрите на них!
Лодка внизу продолжала скользить вперед, стрелки стояли на своих местах с оружием, готовым для нового преступления.
Некоторые из оставшихся в живых плыли изо всех сил, пытаясь спастись, двое остались позади.
Их тут же взяли на мушку, и две головы скрылись под водой.
— Да вы только посмотрите на них! — хрипела бретонка. — Это же охота! А эти люди — дичь! Ах, бедные, бедные!
Раздался еще один выстрел. Еще одна черная точка скрылась из виду.
Вероника была вне себя от отчаяния. Она принялась трясти решетку на подоконнике, словно прутья клетки, в которую ее посадили.
— Ворский! Ворский! — стонала она, охваченная воспоминаниями о муже. — Это сын Ворского!
Вдруг она почувствовала, как чьи-то руки схватили ее за горло, и прямо перед собой увидела искаженное лицо Онорины.
— Это твой сын, твой, — бормотала бретонка. — Будь ты проклята! Ты родила чудовище и будешь за это наказана!
В припадке безудержного веселья она захохотала, топая ногами по полу.
— Крест! Вот именно, крест! Ты взойдешь на крест! В руки тебе вонзятся гвозди! Вот это будет кара! Гвозди в руки!
Бретонка сошла с ума.
Вероника высвободилась и попыталась силою уложить ее в постель, но охваченная злобной яростью Онорина оттолкнула ее так, что та чуть не упала, и в мгновение ока вспрыгнула на подоконник.
Стоя в оконном проеме и простирая к морю руки, она снова закричала:
— Франсуа! Франсуа!
Поскольку дом стоял на склоне, окно с этой стороны находилось ближе к земле. Бретонка спрыгнула на дорожку, перебежала ее и, продравшись сквозь росшие вдоль нее деревья, бросилась к скалам, отвесно спускавшимся к морю.
На секунду остановившись, она трижды выкрикнула имя выращенного ею мальчика и бросилась в пропасть головою вниз.
Охота на море подошла к концу.
Одна за другой головы пловцов скрылись в пучине. Избиение завершилось.
Лодка с Франсуа и Стефаном на борту устремилась к побережью Бретани, к пляжам Бег-Мейля и Конкарно.
Вероника осталась на острове Тридцати Гробов в одиночестве.
5. ЧЕТЫРЕ ЖЕНЩИНЫ НА ЧЕТЫРЕХ КРЕСТАХ
Вероника осталась на острове Тридцати Гробов в одиночестве. Вплоть до минуты, когда солнце скрылось за горизонтом среди нависших над морем туч, она неподвижно просидела у окна, в бессилье обхватив голову руками и опершись о подоконник.
Случившееся вновь и вновь проходило перед нею в глубинах ее сознания, словно живые картины. Она пыталась их не видеть, но порою они вставали у нее в мозгу настолько отчетливо, что ей казалось, будто она опять переживает эти душераздирающие минуты.
Вероника так и не пыталась отыскать объяснение всему произошедшему, не пробовала строить предположения, которые могли бы прояснить ужасную трагедию. Она решила, что Франсуа и Стефан Мару сошли с ума, так как ничем другим объяснить их действия не могла. И, полагая убийц сумасшедшими, она даже не пыталась приписать им какие-либо осмысленные намерения или планы.
К тому же безумие Онорины побудило Веронику считать, что все эти события вызваны неким умственным расстройством, жертвами которого стали все жители Сарека. Она и сама чувствовала, что в какие-то мгновения рассудок у нее слабеет, мысли растворяются в тумане и вокруг появляются некие невидимые призраки.
Наконец Вероника забылась сном, но он был настолько тревожен, она чувствовала себя в нем настолько несчастной, что даже разрыдалась. Однако сквозь сон ей показалось, что она слышит какой-то легкий шум, который ее оцепенелый рассудок оценил как враждебный. Приближался враг. Вероника открыла глаза.