Не дождавшись третьего, Лида поднялась и пошла прочь. В дверях она встретила Марту, за которой топал Максим Исаевич.
— Лидуша, ты куда пропала? — спросила Марта.
Лида хотела было ответить, но мужская рука легла ей на плечо.
— Ты что не доела казенных котлет? — спросил Шавло. — Желания нет или мяса в них нет? Это я сам сочинил только сейчас и поспешил догнать тебя и сообщить.
— Это замечательные стихи, лучшие в мире стихи, — сказала Лидочка.
— Вы курите? — спросил Матя.
— Нет, но вы курите, курите, я не возражаю.
— Пошли в бильярдную?
В бильярдной было пусто. Они сели на черный диван, и Лиде было неловко перед покойным философом — как будто бы они подвинули его, беспомощного, к стенке.
— Вы знаете, — сказала Лидочка, — что на этом диване умер философ Соловьев?
— Который был другом хозяина дома, который с другими был тоже знакомый… вы любите детские стихи? Я люблю детские стихи.
— Вы очень веселый. Что случилось? — спросила Лида. В конце концов, это он ее сюда завлек, поэтому она имеет право задавать ему вопросы.
— Голова работает, работает, — сказал Матя, — а потом в ней — щелк — и есть идея! Мы с Александрийским разговаривали. Он меня замучил — зануда отечественной физики. Если бы он не был таким занудой, из него получился бы второй Резерфорд.
— Или маэстро Ферми?
— Нет, маэстро Ферми — любимец богов. Это выше, чем талант.
— Вы его уважаете?
— Я его обожаю. Я расставался с ним, как с недолюбленной девушкой.
— А почему вы уехали?
— Потому что кончился срок моей командировки и для меня оставался лишь один выход — вернуться домой.
— Или?..
Сигареты Мати испускали иностранный аромат. Приятно было нюхать их дым.
— Или изменить родине, — сказал Матя, — что для меня исключено. Да не улыбайтесь, это не от страха. Я вообще не такой трус, как вам кажется.
— А мне не кажется.
— Тем более. Передо мной стояла дилемма — либо остаться за границей, уехать в Америку, куда меня звали, либо же покорно вернуться сюда и снова стать одним из научных работников, имеющих право выезжать на научные конференции в Бухарест или Ригу… Пока кто-то из твоих коллег не сообщит, что ты во сне видел Троцкого…
— И вы выбрали такой путь?
В бильярдную вошел Алмазов, уселся на высокую скамеечку. Между ними был зеленый, очень пустой стол, Алмазов сидел на голову выше.
— А что ему оставалось? — спросил Алмазов, глядя на Лидочку. — Если у него в Москве старая мама и сестра, страдающая последствиями менингита.
Он тоже закурил, у него были папиросы «Казбек», и запах от них был неприятным.
Матя не обиделся на то, что Алмазов подслушивает и выдает его семейные тайны. Он вообще был добродушно настроен и, как большой, красивый, талантливый и даже избалованный жизнью человек, обижался куда труднее, чем люди несчастные и маленькие. В нем была снисходительность к чужим слабостям.
— Подслушивать плохо, Алмазов, — сказал Матя. — Я уединился с прекрасной дамой не для того, чтобы терпеть ваши угрозы.
— А куда вы от меня денетесь, — усмехнулся Алмазов.
— Не думайте, что вы всесильны, — сказал Матя, — вы даже больше слуга, чем я.
— Вы тоже слуга.
— Чей?
— Директора вашего института, например.
— Слуга Якова Ильича? Да вы с ума сошли! Для него такая мысль была бы оскорбительной.
— Вы слуга нашего государства, нашей партии и в конечном счете вы мой слуга, — сказал Алмазов, затягиваясь. Он был одет странно, но никто этой странности не замечал, — на нем был широкий модный пиджак, но брюки галифе и блестящие сапоги.
— Давайте не будем спорить, каждый все равно останется при своем мнении. Мне кажется, что скорее вы мой слуга, Ян Янович, — сказал Матя. — Я вам нужнее, чем вы мне.
— Вы нужны не мне, а нашей родине, — сказал Алмазов.
— Мы договорились обходиться с вами без громких слов.
— Куда от них денешься, Шавло. Кстати, доктор Шавло, сбрейте фашистские усы. Предупреждаю, это для вас плохо кончится.
— Потому и не сбриваю.
— Вы любите Гитлера?
— Не выношу. Но лучше Гитлер, чем некоторые другие.
— Не рискуйте, Шавло.
— Гитлер — борец за права рабочего класса. Вы не читали его работ, комиссар. Не сегодня-завтра мы найдем с ним общий язык!
— Немецкие рабочие во главе с товарищем Тельманом не покладая рук борются с призраком фашистской диктатуры. Фашизм не пройдет!