Другая страсть Аретино — искусство: «стены его комнаты были украшены картинами; здесь было много статуй, медалей и бронзы; здесь звучала музыка; наслаждение эстетическое было для него потребностью не меньшей, чем наслаждение материальное».5 С его мнением считались выдающиеся венецианские художники — Тициан и Тинторетто. Тициан запечатлел его в выразительном портрете, написанном с артистической легкостью и удивительным колористическим богатством. Защитник природы и разума, прославлявший чувственную любовь как высшую радость земного бытия, Аретино сочетал в своем творчестве характерные контрасты времени: высокопарность и простоту, иронию и лиризм, достигая в своих наиболее совершенных письмах и других сочинениях поразительной наглядности образов.
Современником литературного «неистовства» Аретино был граф Бальдассаре Кастильоне, изящный рыцарь, воплощение придворной учтивости, тонкий знаток античной классики. Его литературное наследие невелико, но книга «Придворный» — одно из самых выдающихся сочинений первых десятилетий XVI в. Это не только наставление, но и своеобразная поэма в прозе об искусстве воспитания государя, о том, как помогать ему своими советами, быть образцовым придворным. Используя форму диалога, излюбленную гуманистами, Кастильоне вкладывает в уста своих персонажей с присущими ему утонченностью и изяществом целый свод представлений и правил, выработанных ренессансной культурой и многовековой цивилизацией Италии ко времени наивысшего расцвета Возрождения.
Он создает образ-утопию, образ-идеал, у которого нет аналогов ни в прошлом, ни в последующие времена по гармонической совокупности поистине счастливых качеств. Хотя придворный у Кастильоне проводит большую часть времени при своем князе и в его окружении, он не является в полном смысле слова «государевым слугой». Он служит образцом обхождения и в то же время дает, по словам Я. Буркхардта, пример «личного совершенствования ради себя самого». Герой Кастильоне, видимо в немалой мере похожий на него самого, сочетает красоту внешнего облика с красотой души, высокую воспитанность с благородной непринужденностью и простотой. В этом образе «ухищрения», технические приемы искусства так же незаметны, как и в живописи Рафаэля, словно импровизировавшего с кистью в руках во время создания портрета Кастильоне. Kacтильоне утверждал этико-эстетический идеал современника — всесторонне развитой гармонической личности, в котором нашли завершение многие линии гуманистической мысли предшествующего столетия.
Контрастами творчества Ариосто и Бембо, Аретино и Кастильоне далеко не исчерпывается многоцветие спектра литературной жизни Высокого Возрождения. Ее трудно представить и без изящной по стилю, но отнюдь не по предмету изображения прозы Джованни Делла Каза. В его «Галатео» рассказывается о дурных нравах и повседневных бытовых эпизодах и связанных с ними правилах этикета; повествование превращается в забавные назидательные новеллы. Критика нравов у Делла Каза чем-то сродни сатирической литературе заальпийских стран, в частности «Домашним беседам» Эразма Роттердамского, но его тон, стиль, лаконизм заставляют вспомнить о традициях Боккаччо. Ссылки на «Декамерон» постоянно встречаются в «Галатео».
Уроки Боккаччо характерны и для одного из крупнейших новеллистов Позднего Возрождения Маттео Банделло, в творчестве которого звучали трагические мотивы, отразившие начало кризиса гуманистических идеалов. Правдивый бытописатель и психолог, Банделло нарисовал в своих новеллах (их 214) выразительную картину современной жизни разных социальных слоев и различных областей Италии. Ее сатирическое, порой остро критическое восприятие почти не оставляет места для оптимизма, веры в возможность улучшения человеческих отношений.
Стремление опереться на богатейший опыт, накопленный итальянской литературой Возрождения с середины XIV в., характерен для всех выдающихся писателей XVI в., не собиравшихся при этом, однако, поступаться ни индивидуальным своеобразием, ни необходимостью стоять на уровне своего собственного века. С этим и связано умение крупнейших литераторов XVI в. синтезировать в их творчестве многообразные традиции гуманизма.
Исключительно велика роль гуманистических традиций в политической мысли и историографии XVI в. Здесь особенно выделяются фигуры двух выдающихся писателей — Никколо Макиавелли и Франческо Гвиччардини, которые не только сумели искусно воспользоваться богатым опытом прошлого, но и сделали новые крупные шаги в развитии политической теории и осмыслении истории — античной, флорентийской и итальянской. Макиавелли, в молодые годы служивший секретарем во флорентийской Синьории, широко использовал накопленные им наблюдения за тем, как делается реальная политика, в своих наиболее значительных произведениях — «Рассуждения о первой декаде Тита Ливия» и «Государь». Главным принципом, которому следовал в этих работах Макиавелли как историк, стремящийся правдиво вскрыть специфику политических деяний в прошлом, был принцип объективности. Не приукрашивать события и людей, не льстить великим мира сего, а изображать их такими, какими они были в действительности, — вот задача, которую он осознанно ставил перед собой. Он соблюдал этот принцип и в других своих сочинениях, в том числе в получившей европейскую известность «Истории Флоренции». В этой книге Макиавелли писал: «На протяжении всего моего повествования никогда не было у меня стремления ни прикрыть бесчестное дело благовидной личиной, ни навести тень на похвальное деяние под тем предлогом, будто оно преследовало неблаговидную цель. Насколько далек я от лести, свидетельствуют все разделы моего повествования, особенно же публичные речи или частные суждения как в прямой, так и в косвенной форме, где в выражениях и во всей повадке говорящего самым определенным образом проявляется его натура».[4]