Русская француженка, как назвала ее для себя Таня, неспешно прошла в какой-то аппендикс, где, видимо, располагалось что-то вроде кухни. Таня чуть выдохнула и, пользуясь тем, что осталась в одиночестве, огляделась.
И было на что смотреть! Пространство было организовано весьма необычно. Вдалеке маячила дверь, за которой, видимо, скрывался говорящий по телефону Игорь Лукич. Неподалеку от двери стоял стол, окруженный всевозможной офисной техникой. Эти факсы-шмаксы готовы были по первому зову печатать, сканировать, копировать, резать, брошюровать, принимать и отправлять сообщения, словом, обеспечивать инфраструктуру делового процесса. Это было пластмассовое воинство секретарши.
Впрочем, называть русскую Мирей Матье секретаршей было как-то неловко, это слово не стыковалось с ней. Ведь слова несут не только смысл, но и образ. Таня чувствовала образность слов, она была не самой плохой журналисткой. Эта женщина была похожа на секретаршу примерно так же, как возвращающиеся с уик-энда аристократы похожи на толпу дачников в набитой электричке.
При слове «секретарша» Тане представлялась крашеная блондинка или брюнетка, не важно, но обязательно как-то очевидно крашенная, которая носит одежду, оптимистично рассчитанную на похудение. Швы на юбке и пуговки на груди тихо трещат, с явным напряжением сдерживая рвущуюся на свободу плоть. И поверх этого, как последний штрих к образу, звучит покровительственный голос; «Я вас умоляю!», «Мое заявление подписано?», «Я вас умоляю, сказано же, три рабочих дня», «Шеф сможет меня принять?», «Я вас умоляю! У него сегодня все занято». Представить русскую француженку в этом образе было немыслимо. Нет, только не секретарша. Уж лучше, с учетом обилия техники, называть ее «IT-помощницей» или «хозяйкой офиса». Тоже не совсем, но все же лучше, чем секретарша.
Пока IT-помощница колдовала над чаем, Таня продолжала осмотр пространства. Тут было чему подивиться и даже изумиться. Вдоль стен шли стеллажи, на которых громоздились какие-то железки, напоминающие воронки, желоба, вращающиеся кастрюли, баки, бочонки, тазы и прочее непотребство. Многие метры, отданные под свалку металлолома разного рода и племени… Вот для чего понадобился целый этаж! Особо массивные и тяжелые предметы лежали на полу. Теплая медь контрастировала с холодным блеском никеля, приземистые тазы подпирали тонкие сосуды, округлые бока осторожно отодвигались от острых граней каких-то металлических кубов. «Может, это инсталляция такая?» – подумала Таня.
А что? Сейчас это модно. Поставят рядом с треснувшим унитазом хрустальный фужер, и готов экспонат на биеннале современного искусства. Таня регулярно и бойко делала репортажи с таких выставок по заданию редакции. Сначала отказывалась: дескать, не понимает ничего в современном искусстве, но Петр Симонович сказал, что писать про это «прости господи искусство» все равно придется, а лучше Тани никто с этой темой не справится. Надо только включить воображение. Таня включила на полную мощность. Дескать, хрусталь и унитаз как контраст добра и зла, как дихотомия небес и пучины, и что-то еще в подобном духе. Правда, она не очень понимала, что из этой парочки отвечало за добро. Наверное, хрусталь, он возвышенный. Хотя… она бы предпочла остаться без хрусталя, но с унитазом. Таня даже поделилась сомнениями с Петром Симоновичем, но он ее успокоил. Дескать, пиши что хочешь, пусть спасибо скажут, что газета этому бреду рекламу делает.
Правда, тогда случилось ЧП. Пока верстался номер, кто-то из посетителей выставки разбил хрустальный фужер. Случайно это вышло, или был совершен акт вандализма по отношению к современному искусству, об этом история умалчивает. Спасая положение, вместо хрусталя к подножию унитаза положили моток колючей проволоки. Организаторы выставки заявили, что художественная ценность экспоната не пострадала. И тогда Таня наскоро переписала текст, ввернув про контраст мещанского уюта, символом чего выступал, разумеется, унитаз, с колючестью нонконформизма. Получилось даже лучше, с претензией на социальную концептуальность, с намеком на борьбу мещанства и бунтарства. Жаль, некуда было ян и инь вставить, это сейчас хорошо идет, люди по фэншуй жить стараются. Словом, такие инсталляции Таня легко превращала в строки репортажей. Петр Симонович всегда хвалил.
Может, ее за этим и позвали? Точно! Как она сразу не сообразила? Купил Игорь Лукич от дурной головы дорогущую инсталляцию, чертову кучу денег потратил, весь этаж этим металлоломом занял, а мир даже не знает, какой он продвинутый любитель современного искусства. Не просто любитель, а страстный обожатель, судя по грандиозности этой инсталляции. И она, Таня, должна об этом всему миру поведать. Для того и позвал в офис, чтобы она своими глазами это «прости господи искусство» увидела. Ладно, будет тебе, дорогой любитель прекрасного, шеренга слов, обрыдаешься от восторга! Таня даже начала крутить в голове, словно прицеливаясь, «железная сцепка геометрий», «металлическая симфония», «нежность железа и стали»…