Когда обыватель видел по телевизору светлый лик представителя власти, он недоумевал, дескать, ну как такого могли выбрать. «И какой мудак за него голосовал?» – спрашивал он жену с ноткой подозрения, уж не она ли. Прекраснодушный наивный обыватель даже не догадывался, что именно он привел этого странного человека в депутатское кресло. А если ему сказать об этом, то можно обидеть до глубины души. Нет, никогда и ни за что! Он голосовал за известного артиста, или за спортсмена, или за героя всевозможных войн. Где же они? Почему вместо них нарисовались эти невыразительные и очень довольные собой лица? В строгом соответствии с законом, по очередности партийного списка.
Вот в этом всем и болтался последнее время Игорь Лукич. Он ненавидел эти игры, презирал собратьев по партии, подозревал в прохиндействе партийное руководство, а уж политтехнологов вообще за людей не считал, они вызывали у него брезгливость. Но ему нужен был мандат депутата. Это открывало перед его бизнесом определенные перспективы, выводило на новые высоты и создавало соблазнительные возможности. А бизнес был для него всем, он жил ради возможности развивать свое дело.
Однажды Игорь Лукич ударил психолога, который пытался ему внушить, что в жизни есть что-то более важное, чем бизнес. Нет, Игорь Лукич точно знал, что дело важнее всего. Потому что его земной путь закончится, а бизнес будет жить. Это его загробная жизнь, намек на вечность, его египетская пирамида. Психолог посягнул на веру Игоря Лукича и получил по морде, как получает святотатствующий в храме.
Бизнес Игоря Лукича был связан с производством сыра. Электорат любил сыр и ради него готов был бы отдать за Игоря Лукича свои голоса. Бросил бюллетень – получил тугой мячик «Свали» или круг «Пошехонского», который можно катить домой, как покрышку от колеса, или кирпичик «Гауды», приятной тяжестью оттягивающий руки. Игорю Лукичу было не жалко ради дела раздать хоть тонну сыра, не вопрос. Но прямые бартеры сыра на голоса избирателей были запрещены законом.
Приходилось идти к цели обходными путями, через партийные коридоры, где Игорю Лукичу не хватало воздуха. Там пахло бездельем и интригами, самодовольством и посредственностью. И когда на встречах с партийным руководством секретарша спрашивала его: «Вам чай или кофе?», его так и тянуло сказать: «Рвотных пакетов, и побольше», но он говорил с милой улыбкой: «Кофе, со сливками, если можно». Производство сыра не простило бы ему своенравности. Бизнес был больше чем жизнь. Рвотные пакеты требовались для жизни, а кофе со сливками для бизнеса. Поэтому он выбирал кофе.
Настроение у Игоря Лукича было отвратительное. Очередной день, украденный у бизнеса, был потрачен на партийную возню. Самого лидера партии, небезызвестного Пал Палыча, не было на этом сборище, к чему все отнеслись с пониманием и даже с каким-то благоговением. Ведь он не просто отсутствовал, а по уважительной причине. Эту причину весьма кратко и вместе с тем красочно объяснил собравшимся его заместитель, Валериан Генрихович.
– Пал Палыч сегодня не сможет принять участие в нашем собрании, его вызвали… – и он закатил глаза к небу, – на самый верх.
– Помер, что ли? – шепотом уточнил сосед Игоря Лукича.
Словно услышав вопрос, Валериан Генрихович пояснил:
– То, что президент сверяет, как говорится, политические часы с нашим партийным лидером, убедительно свидетельствует о том, что наша партия занимает особое место на политическом небосклоне страны. Мы верно понимаем суть проблем, стоящих перед нашим обществом, и не уступим это понимание никаким политическим конкурентам.
Все зааплодировали. Валериан Генрихович, воодушевленный реакцией зала, а может, просто по привычке, еще минут двадцать говорил про вызовы времени и партийный ответ на эти вызовы. Начал он весьма вяло, но потом разошелся и достиг высот ораторского искусства, гневно обличая тех, кто стоит на пути к очередному спасению страны.
Валериана Генриховича за глаза называли гуттаперчевым мальчиком. Нет, он не выступал в детстве в цирке, не вставал на мостик и не делал шпагат, но его биография была столь причудлива, что вполне оправдывала это прозвище. На одном посту он насаждал то, что гневно обличал и с чем решительно боролся, переместившись в другое кресло. Важно отметить, что эти кресла стояли не просто в ряд, а на разных ступенях восходящей вверх лестницы. То есть карьера шла в гору, и довольно крутую, по которой мог карабкаться только «гуттаперчевый мальчик». Впрочем, сам Валериан Генрихович предпочитал называть себя серым кардиналом, было в этом что-то солидное и таинственное, в духе романов Дюма.