Пока ясно только одно. Тех, кто не захочет оставаться, загрузить на "буржуинский" паром и отправить обратно, взяв предварительно расписку в отказе от гражданства СССР. И директивы такие, и сам Тучков с этим согласен. Попутчики не нужны. Остальных надо перевоспитывать, и контролировать. Пока не станут советскими людьми, а враги не проявят свою сущность. Работы-ы…
А как разгружать паромы? Ладно, пусть над этим дирекция порта думает, для него главное – люди. Люди – это кадры, а кадры решают всё.
У ворот порта капитана буквально за пуговицу поймал директор ближайшей МТС, товарищ Мгеладзе:
– Товарищ Тучков, у вас проблема с расселением прибывших? Наша МТС готова принять десять – пятнадцать человек, а мы ночью обсудили с председателями колхозов, и они возьмут к себе, на первое время, по пятьдесят – сто. Только разрешите нам самим выбрать, кого брать?
'Вот же волчара, никогда своего не упустит! Не зря 'мгели' означает 'волк', – подумал Тучков. – Надо выяснить, от кого произошла утечка информации. А с другой стороны – баба с возу'.
– Хорошо, товарищ Мгеладзе, если исполком не будет против. Но что за проблема, почему ко мне?
– Нас в порт не пускают, – сознался Мгеладзе.
– Нас? – переспросило Тучков. Директор молча показал на группу человек в десять, стоявших невдалеке.
'Десять на сто – выходит почти тысяча человек. Чем не решение? А наблюдение наладим' – Тучков мыслил прагматично, но и контроль упускать не хотел: – А где их участковые? – потом повернулся к председателям. – Товарищи, подойдите.
Когда те подошли, и закончили вразнобой представляться, Тучков сказал:
– Товарищи, учтите, вы берёте на себя большую ответственность. К вам попадут люди, лишившиеся всего привычного, дома, семьи, друзей. А для нас важен каждый человек. Вы будете обязаны стать им новой семьёй. И почему вы без участковых? Отбор должен проводиться вместе с ними. И я буду спрашивать с вас за каждого, кого вы возьмёте.
Вперёд выдвинулся грузный, что не мешало ему быть очень подвижным, Апостолиди:
– Кали мера, товарищ Тучков, – он всегда так здоровался, как бы подчёркивая, что, когда большинство греков после революции уехало в Элладу, в его селе остались все. Строить первое в мире государство рабочих и крестьян, – помните, когда к нам привезли детей из Испании, разве они не стали нашими детьми?
– Кали мера, Одиссей Анастасович, – ответил капитан, – вы составили заявку?
Ему протянули список из одиннадцати фамилий, написанных химическим карандашом.
– Пройдёмте, товарищи, – и Тучков направился к проходной порта.
г. Брест. Девятая погранзастава
Василий Нестеренко, сержант ПВ НКВД
– Сержант Нестеренко!
– Я, товарищ лейтенант!
– Значит так, Василий, – на начальнике лица нет. Ну, верно, он за последнее время спит только тогда, когда с ног падает, – Берешь телегу и дуешь в Волынку. Михеич нам гостинцев обещал. Заберешь, привезешь сюда. А то на союзников из будущего нам довольствия комендатура не выделяла, а кормить их надо. Заодно узнаешь, как там дела. Возьми с собой… Во! Фридлендера возьми. Тебе полезно антисемитизм свой лечить.
– Никакой я, товарищ лейтенант, не антисемит! Аврик – хороший парень, пооботрется, отличный пограничник будет.
– Тем более. Вот его и возьми. Одна нога здесь, другая там.
– Так точно, товарищ лейтенант.
СССР, в горах Памира.
Группа российских альпинистов
– Еж твою двадцать восемь через синхрофазотрон и адронный коллайдер в горбатую спину!
– Стакан!
– Перебьешься! 'Ёж' – слово нематерное. А колючее животное!
– А этот… 'синхо…', ну и то, что в спину.
– Тоже нематерное, – заступился Егор, – вполне себе приличные устройства. Что там, Лех?
– Сам посмотри.
Егор подошел. Из тщательно очищенного от снега льда торчала головка крюка с продетой в серьгу петлей веревки.
– Это что? – спросил Лешка.
– 'Морковка', – ответил Егор, рассматривая железку с не меньшим удивлением, – ледовый крюк. Использовался раньше. Когда буров не было. В лагерях еще есть запасы. Иногда их в скалы долбят, 'точки' вечные получаются.
– Это я и сам догадываюсь, не дурнее паровоза, – съязвил Лешка. – Какому… – он проглотил матерное слово, правда, целиком от ругани не избавившись, -… дятлу, пришло в голову изображать из себя дятла?! Буры уже лет тридцать, как есть! А петля? Это же пенька, мать ее!
– Причем, новенькая, – согласился Егор. – На ней мухи ни разу того, чик-чик, не делали.
– И заколотили его уже после снегопада! Это как понимать? Реконструкторы от исторического альпинизма? 'Толчки' на Памир подались? Горных эльфов отыгрывают, блин! – начал заводится Лешка. Было у него с 'толкиенистами' связано что-то нехорошее…
– Может у них трубки кончились? – выдвинул версию подошедший Санек. – А буры оставлять – ребят жаба задавила
– Он же не в дырку от бура вбит! – хмыкнул, сомневаясь, Егор. – Напрямую в лед загнали. Да и за каким хреном тащить сюда 'морковку'? Она же тяжеленная!
– И? – вопросительно посмотрел на командира Лешка. – Резюм будет?
– Не будет ни резюме, ни конструктива, – ответил Егор. – Будет перекур с разбором. И спуск. Последний пойдет с этого крюка. Трубку сэкономим.
Он отошел к рюкзакам, дождался, когда все рассядутся, и начал:
– Итак. Двадцать первого июня мы подошли к перевалу, который назвали 'Загадка'. До нас перевал никто не ходил, поскольку он на границе Китая и Киргизии, и только таким упертым раздолбаям как мы, хватило терпения оформить все документы на пересечение границы и втолковать китайским погранцам, что эти бумажки не лажа. До перевала оставалось полчаса хода, и виден он был отлично. Никаких технических сложностей не наблюдалось. Так?
Остальные молча кивнули. Егор продолжил:
– В ночь на двадцать второе резко портится погода. Леха выходил из палатки, 'эльфов погонять', в два ночи, было тихо. Я просыпался в четыре – уже мело.
– Ну, это не странность, – вставил Санёк, – с погодой всяко бывает. Горы.
– Согласен. Просто отмечаю. К утру двадцать третьего погода стала. И на перевале появилась абсолютно отвесная и идеально гладкая стена перемороженного льда, высотой около двадцати метров, идущая по всему гребню. Откуда взялась стенка, и причины ее характеристик мы объяснить не можем. С другой стороны перевала обнаружилась совершенно естественная картина спуска. Если не считать верхний срез стены.
– Угу, – вставил Лешка, – как будто ножом отрезали.
– Таким маленьким ножиком, размером с Останкинскую телебашню, – усмехнулся Влад, – и режущим перемороженный лед, как тортик.
– Кстати, – продолжил Егор, – перемороженным лед был только на самой стене. Под ней и на перевале – совершенно нормальный. И верх стены мне тоже показался обычным. Но крутить бур в последние полметра поленился, – он сделал паузу. – Дальше. Спуск с 'Загадки' и подъем сюда принес вторую неожиданность. Относительные высоты ледников и вершин не соответствуют карте. Расхождения небольшие, но по очертаниям ледников заметно здорово. В тоже время, хребты и ущелья вяжутся однозначно: мы идем именно там, где планировали. Изменился только ледовый покров.
– Бред, – пробурчал Лешка, – но факт.
– Дальше, – не обратил внимания на реплику Егор. – Вчера вечером мы вышли на место ночлега другой группы. В принципе, обычная площадка. Но! Очень много мусора. Впечатление такое, что люди не только не уносят хлам с собой, но даже сжигать его ленятся. Серьезные люди так не делают, а обалдуи сюда не ходят.