Основными источниками являются «Дневники» Джона Эвелина (1620–1706) и Сэмюэля Пипса (1633–1703){1298}. Оба они были людьми образованными, зажиточными, вращавшимися в кругах знати и при дворе, и многие их развлечения были недоступны простому горожанину. Но в работе такого объема определенная доля обобщения неизбежна, поскольку человеческие характеры настолько сложны, что было бы совершенно невозможно описать все разновидности человеческого поведения и чувств. Нужно иметь в виду, также, что большинство людей всегда следуют «за модой» не только в одежде, но и в общепринятых представлениях, в том числе и в развлечениях. Кроме того, очень часто авторы дневников описывают развлечения, в которых в равной мере могли участвовать и королевские особы, и простые обыватели. Это стоит учитывать при описании того, как люди отдыхали и развлекались.
Начать можно с вопроса, что считали развлечением люди XVII в. Многое из того, что они находили увлекательным, нам сейчас не покажется таковым.
Люди XVII в. с большим удовольствием наблюдали за страданиями других существ, не важно, людей или животных. Возможно, это объяснялось тем, что в обстановке нестабильности, когда окружающая человека действительность, по выражению Ф. Броделя, предоставляла равные права жизни и смерти, в условиях частных и мощных эпидемий, типа чумы 1665 года, когда в Лондоне умерло 80 тыс. человек{1299}, страдания других давали ощущение собственного благополучия. Кроме того, публичные наказания должны были служить предостережением людям. Если законы страны и Бога будут нарушаться, это приведет к анархии и страданиям для всех. Это особенно было важно, если преступник был знатным человеком, имевшим власть и влияние на многих людей. Когда его казнили публично, простой народ верил в твердое исполнение правосудия и в то, что даже богатый и знатный должен соблюдать порядок и подчиняться правилам. И все же публичные наказания были именно зрелищами, собиравшими толпы народа. В октябре 1660 г. С. Пипс отправился на Чаринг-Кросс посмотреть казнь члена Верховного судебного трибунала, судившего Карла I, генерал-майора парламентской армии Томаса Гаррисона. Его должны были повесить, распять и четвертовать. Когда после казни зрителям продемонстрировали его голову и сердце, «толпа издала радостный вопль»{1300}. Как было отмечено выше, после казни С. Пипс с друзьями спокойно отправился в таверну, чтобы поесть устриц{1301}.
Даже просвещенные люди, такие как Д. Эвелин, который путешествовал по Франции, Германии, Италии, вместе с графом Арунделом изучал античные древности, находили интересным зрелище выставленного к позорному столбу человека. Д. Эвелин записывает в дневнике за 21 декабря 1667 г.: «Я смотрел на некоего Карра, выставленного к столбу на Чаринг-Кросс за клевету…»{1302}.
Особый интерес и азарт вызывала такая жестокая забава, как травля зверей. В специально отведенных местах организовывались петушиные и собачьи бои, травля медведей и быков. Как правило, эти места располагались на южном берегу Темзы, болотистом и поэтому мало застроенном. Их легло достигали по воде или через Лондонский мост, но зато они были удалены от контроля городских властей. Хотя арены для травли зверей имелись и в самом городе. Еще во времена королевы Елизаветы в Уайтхолле устраивали травлю медведей и быков на арене для турниров, где зрители могли наблюдать бой с галереи{1303}. Конечно, травля медведей устраивалась не только в Лондоне, но и в пригородах. Ни одна ярмарка или церковный праздник не обходились без нее, хотя травлю устраивали и в другие дни. Чаще всего травлю медведя (или быка) проводили в воскресный полдень, когда организаторы могли ожидать большого наплыва зрителей. Хороший бойцовый медведь был гордостью округи. Когда его вели по улицам перед боем, его украшали венком и дружно приветствовали. О нем тщательно заботились и щедро кормили. Травля проводилась в яме, огороженной прочными железными шипами, в центре которой и привязывался медведь. Зубы медведя были коротко обломаны, чтобы он не мог сильно укусить собак, а собакам трудно было прокусить толстую шкуру медведя. Медведь отбивался, главным образом, своими огромными лапами. Бойцовые медведи имели собственные имена, и аудитория подбадривала их громкими криками. Публика на этих развлечениях бывала очень пестрой — от послов иностранных держав до бродяг{1304}. Травля быков проходила, примерно, так же, как и травля медведей. Хотя иногда в качестве «развлечения» быка направляли на арену свободно по улицам, закрепив на его спине фейерверк. Все ворота города закрывались на засов. Затем наиболее смелый должен был приблизиться к быку с факелом и попытаться зажечь фейерверк, в то время как остальная часть толпы визжала, кричала и бегала вокруг. Такое развлечение часто заканчивалось спорами, ссорами и беспорядками, так что мэру приходилось применять силу, чтобы восстановить покой{1305}.