Гасконь как торговый партнер сохраняла лидерство несмотря на все сложности, связанные с войной. Конечно, военные действия мешали торговле, и во второй половине XIV в. экспорт Бристоля увеличивался не так стремительно, как в первой половине столетия. В 80-е гг. он был только на 3,5% больше, чем в 60-е, а в 90-е гг. лишь на 6,5%.{245} Тем не менее, если сравнить количество экспортированного сукна в 1390—91 гг., то в Гасконь было вывезено 1941, в Португалию — 1866,5, а в Ирландию — 1161 кусков{246}.[13]
Необходимо пояснить, каким образом среди главных рынков оказалась Португалия. После Гаскони и Ирландии основным импортером сукна была Испания. Но из-за того, что во время Столетней войны Испания выступала союзницей Франции, бристольские купцы оказались вынуждены торговать с ней через Португалию. Ее рынок был значительно меньше испанского и мог поглотить только небольшое количество сукна, остальная ткань уходила на более широкий кастильский рынок. Несмотря на пиратов, захваты кораблей и войны в самой Испании связи с ней в последней четверти XIV в. становились все более прочными. Испанский рынок поглощал от 1/4 до 1/3 всего экспорта Бристоля и от 3 до 9%, а в отдельные годы до 17% всего английского сукна{247}. К XV в. доля Испании выросла до 58% этой статьи бристольского экспорта{248}. Теперь бристольские корабли обычно были почти полностью загружены данным товаром. В последующее время продолжался, хотя и не в таком темпе, как прежде, рост экспорта сукна. Но к середине XV в. на первом месте в качестве экспортеров уже очевидно были Лондон и Саутгемптон. В 1440–50 гг. средний ежегодный экспорт Бристоля был 5109, а у Лондона и Саутгемптона соответственно 19200 и 9950 кусков{249}.
К концу XV в. Бристоль начал восстанавливать свои позиции крупнейшего порта Англии. Конечно, Лондон был вне конкуренции, но в связи с упадком итальянской торговли Саутгемптон вновь уступил лидерство среди провинциальных портов Бристолю.
Кроме перечисленных товаров, которые занимали ведущее место в экспорте города, Бристоль, безусловно, вывозил и многое другое. Из таможенных отчетов и торговых лицензий видно, что бристольские купцы экспортировали некоторое количество шкур. Например, в XIV в. уже упоминавшиеся Уильям Кэнинджес и Джон Барстапл получили лицензии на отгрузку шкур в Кале{250}. В Ирландию Бристоль вывозил необработанное железо в виде брусков, стержней и полос, соль, тонкое английское сукно, выделанные кожи{251}. Роберт Стерми в 1446 г. наряду с шерстью получил разрешение вывезти 100 кусков олова в Пизу{252}. В большинстве лицензий конкретно упоминаются только рыба, сукно, зерно, все же остальное определяется как «другие товары» или «любые товары, исключая стапельные», и можно только предполагать, что вез корабль, отправлявшийся в Ирландию за шкурами или в Исландию за рыбой.
Когда речь идет о внешней торговле, то естественно задаться вопросом — кто играл ведущую роль в ней: отечественные или иностранные торговцы? Прежде чем характеризовать позиции иностранцев в бристольской торговле, остановимся на том, кто понимался в XIV–XV вв. под иностранцем, чужеземцем, чужим и так далее. В документах встречаются разные термины, обозначающие чужаков, причем со временем содержание могло меняться. Выделим следующие категории — “alien”, “estraunge” (“extraneus”, “straungiers”), “denizen”.
Когда рассматривалась торговля на городском рынке, то речь уже шла об ограничениях, которые накладывались на чужеземцев. Как и в XIII в., в первой половине XIV в. горожане не делали различия между чужими, прибывшими из-за моря, и просто теми, кто не являлся бюргером определенного города. И те, и другие уравнивались в своих правах. В постановлении бристольского городского совета о вайде от 1351 г. совершенно определенно сказано, что ни иностранец, ни чужой (“alien ne estraunge”) не могут торговать в городе вайдой, если не заплатят пошлину{253}. Но если для рассмотрения внутригородской торговли вполне достаточно знать, что иностранцы и просто чужие подвергались одинаковым ограничениям, то для выяснения вопроса о преобладании во внешней торговле английских или иностранных купцов необходимо четко представлять, кто имеется в виду в том или ином документе, когда речь идет о разных категориях «чужих».