Штерн встал со своего кресла. Сначала подошёл к окну, посмотрев вниз, потом вернулся и, подойдя ко мне и наклонившись, сказал мне на ухо:
— Ты сможешь прожить ещё одну жизнь.
— В каком смысле? На том свете? — ещё не осознавая сказанного, спросил я.
— Можно и так сказать, — улыбнулся Штерн.
— Но это если повезёт, — поправила Тринити, глядя на Штерна.
В это время, послышались приближающиеся шаги и лёгкий дребезг посуды. Возвращался Михаил Петрович. Он очень долго пересекал эту огромную комнату. Всё это время, мы трое смотрели на него и молчали. Он нёс четыре дымящиеся чашки на огромном подносе. Я пытался думать над сказанным, но не мог, меня отвлекло то, что произошло.
Когда оставалось всего несколько метров, Коровьев споткнулся. Поднос же по инерции полетел в нашу сторону. Я уже сморщил лицо, приготовившись к дребезгу разбиваемой посуды, но в последний момент Тринити быстро провела рукой. Поднос замедлил своё падение и завис в воздухе, ровно между нашими креслами.
Тринити спокойно взяла свою чашку чая и отпила глоток. Штерн рассмеялся и взял кофе. Я встал с кресла, чтобы тоже взять свою чашку и заодно провёл ногой под подносом, проверяя, на чём он держится. Поднос, как по волшебству, висел в воздухе. Возвращаясь с чашкой, полной горячего ароматного кофе, я несколько раз моргнул, пытаясь проснуться. Потом сел в своё кресло и решил ни чему не удивляться.
— Миша, будь любезен, оставь нас, нам нужно поговорить, — учтиво сказал Штерн, не обращая внимания на то, что Коровьев смотрел на оставшуюся на подносе чашку, которую приготовил себе. — Лучше отгони флип там внизу, имей уважение к истории.
Михаил Петрович видимо был вышколен Штерном и, не задумываясь, развернулся и быстрым шагом побежал к лифту. Когда двери лифта закрылись, Штерн, вдыхая аромат кофе, продолжил:
— Владимир, ты сможешь прожить ещё одну жизнь.
— И за что мне такая милость? — спросил я, меняя руку, которая держала горячую чашку.
— Ты избранный, — повторила Тринити.
— А можно поподробнее? — спросил я.
— Хорошо, я объясню, — начал Штерн, откладывая чашку на плавающий в воздухе поднос. — Если не подталкивать человечество, то эволюция людей будет очень медленной. А нам нужно, чтобы люди развивались намного быстрее. Нам невозможно ждать, когда они наиграются в свои бессмысленные игры. Нам нужна быстрая и безоговорочная эволюция.
— Какие игры? — спросил я.
— Войны, беспорядки, смены правительства, — загибая пальцы, говорил Штерн, — смены экономического курса, революции, разводы, кризисы, депрессии, болезни и так далее. Всё, что замедляет ваше развитие.
— Вы так говорите, как будто вы сами не люди, — немного обиженно сказал я.
— Я думал ты об этом, сразу догадаешься, — улыбнулся Штерн.
— Видимо у нас недостаточно рекламы, — весело рассмеялась Тринити.
— Догадаюсь о чём? — непонимающе спросил я.
— Давай намекну тебе, — сказал Штерн, и расстегнул свою рубашку. Под ней был медальон с перевёрнутой пятиконечной звездой, как у Аполлиона. Я хорошо знал значение этого знака.
— А ты, Тринити, кто? — спросил я, кивнув Штерну.
— Вот смотри, — сказала Тринити, протягивая мне лист, — вводи там моё имя на английском.
В листе была знакомая страница обычного англо-русского словаря. Я вызвал клавиатуру и стал вводить Trinity. После того, как я нажал Enter, я мгновенно получил перевод: «Троица».
Я посмотрел на эту парочку и стал догадываться, кто они.
Рекурсия
— Ты только не бойся, — сказала Тринити, — мы не сильно отличаемся от людей. Общайся с нами на равных.
— А что с Юлей? — спросил я.
— Ей сейчас примерно 69 лет, — сказал Штерн, — она прожила хорошую жизнь. Если ты согласишься, то ты, возможно, её увидишь.
— Соглашусь на что? — спросил я.
— На вторую жизнь, — сказала Тринити.
— Это будет первый человек, которого ты увидишь при возвращении, — улыбнулся Штерн.
— Вы предлагаете мне вернуться? — спросил я.
— Да, — ответил Штерн, — но мы вернёмся к этому вопросу позднее. Ты ещё ничего не понял.
— А что мне ещё нужно понять? — спросил я, быстро выпивая свой остывший кофе и ставя кружку на поднос.
— Мы так будем двигаться в час по чайной ложке, — задумчиво сказал Штерн, ставя свою кружку рядом с моей. — Давай я лучше сам буду задавать тебе вопросы. Они выведут тебя в нужное русло.
— Давайте, — приготовившись к интервью, сказал я.
— В каком возрасте пропал твой отец? — спросил Штерн.
— Когда мне было три года, — ответил я с непониманием.