Окружающие могли кричать очень долго, мешая мне снова уснуть. Американские медсёстры были жестокими и не обращали на это внимания. Так продолжалось несколько часов, пока меня не забрали и не увезли в неизвестном направлении. Мы долго ехали по коридорам, потом остановились и меня переложили на что-то тёплое и живое. Я узнал запах новой мамы и её голос. Она ласково говорила со мной на исковерканном английском.
И почему все взрослые думают, что если по-детски исковеркать свой язык, то нам, младенцам, будет понятнее? Нужно будет потом рассказать, что нужно говорить на обычном языке. Желательно чётко проговаривая все буквы и делая паузы, а не булькать звуками. С моими школьными знаниями я решительно ничего не понимал.
Я пытался разобрать, что она говорит, многократно прокручивая в голове её фразы, но меня отвлекли чавкающие и чмокающие звуки, которые издавал мой рот возле груди. Насколько мог, я разглядывал свою маму. Кажется, она в три раза младше меня. С резкостью всё ещё не складывалось, поэтому не мог рассмотреть её лица и уж тем более той интимной части тела, которая будет меня кормить.
После кормления моё тело немного перевернули прямо на мамином животе. Пахнуло спиртом или зелёнкой. И тут меня обожгла боль в районе пупка. Потом сквозь туман я увидел удаляющиеся зажимы с ваткой и руку врача в перчатке. Мама сказала ему несколько фраз, но он не ответил и ушёл из палаты, оставив нас наедине. Мама удобно положила меня на себя и стала говорить тихо и мягко.
Раньше меня всегда клонило в сон после еды. Поэтому я крепко уснул. Лишь пару раз я ощущал её руку перебирающую пушок на моей головке. Я старался выспаться, зная, что только тут не слышно беспрестанно орущих младенцев. Я знал, что меня скоро отвезут обратно в этот акустический Ад. Через несколько часов я там и очнулся.
Так прошёл ещё один день. Утром меня опять отвезли к маме и покормили. Потом зашёл мужчина в костюме и стал гладить меня по голове. Я не мог рассмотреть его, но, судя по тому, как относилась к нему моя мама, я сделал вывод, что это мой отец. По крайней мере, это был человек, который имел право целовать мою маму в губы. Они много разговаривали друг с другом. Не знаю, что произошло с моими ушами, но звуки стали чётче. Поэтому я стал разбирать отдельные слова и вспоминать их значение.
Стало интереснее. Все три дня я внимательно слушал своих родителей и врачей. Я быстро научился повторять про себя то, что они говорят, сопоставлять это с остатками занний английского. На четвёртый день после родов состоялся разговор между моими родителями. Чудом я смог уловить его смысл.
— Давай назовём его Владимиром, — сказала моя мама по-английски.
— Маргарет, это исключено! — резко ответил её муж.
— Почему, Джордж? — жалостливо спросила она, поглаживая меня по спинке.
— Ты хочешь дать нашему сыну русское имя, — терпеливо продолжил он, — и какое будущее ты ему обеспечишь этим в Калифорнии? Все будут коситься на него. Как вообще имя Володя пришло тебе в голову?
— Его я вспомнила первым, когда родила, — сказала Маргарет.
— Нет! — резко оборвал её муж.
— Почему нет? — спросила моя мама.
— Потому что нет! — резко сказал Джордж. — Я всегда мечтал назвать своего сына в честь американского президента.
— Я хочу, чтобы был Владимир! — повысив голос, сказала Маргарет.
— Давай тогда торговаться, — рассмеялся Джордж, — чтобы ни тебе, ни мне.
Мой предательский рот, не вынпуская сосок, цедил материнское молоко, не обращая внимания на то, что тут решалась моя судьба. Внутренне я напрягся, но внешне не мог этого проявить. Я смотрел на размытый образ своего упрямого отца и пытался внушить ему правильное имя. Я повторял его постоянно.
— Давай назовём нашего малыша Томас, — предложил он после паузы.
— И он всю жизнь будет красить заборы? — рассмеялась Маргарет.
— Тогда давай назовём его Стивен, — глядя ей в глаза, сказал Джордж, — в честь Кливленда.
— Да ну тебя! — махнула рукой Маргарет. От этого движения сосок выпал из моего рта. Но я снова нашёл его и продолжил своё дело.
— Давай тогда назовём его на букву «В», — предложил мой отец, — будет очень похоже на то русское имя, которое ты выбрала.
— Владимир? — с радостью спросила Маргарет.
— Я же сказал, — с неудовольствием ответил Джордж, — я хочу назвать своего сына именем президента. Это моё главное условие.
— И что ты тогда придумал? — с интересом спросила она.
— Вильям, — после долгой паузы ответил он и многозначительно замолчал.