Однажды, очень влиятельные люди Вашингтона из оппозиционной партии позвали меня на деловую беседу. Они не были в правящей партии и их люди заседали в сенате в меньшинстве. Если мыслить по-американски, они были лузерами.
Почему Грегори настоял на этой поездке?
Перелёт
Мы летели на служебном самолёте. Кроме нас с Мартином, в салоне самолёта никого не было. На регулярных рейсах среди других пассажиров, летать было невозможно. Даже билеты в бизнес-класс не давали гарантии спокойного перелёта. Точнее, наоборот. Билеты в бизнес-класс, практически гарантировали, что к нам будут приставать соседи бизнесмены и не дадут расслабиться. Они почему-то считают, что 100 % своего времени, должны посвящать приобретению знакомств и именно поэтому, любят выпить с новыми знакомыми на борту.
А ещё хуже, если кто-то из обычных пассажиров или, не дай Бог, журналистов увидит нас в бизнес-классе. Тогда они дружно скажут, что мы неоправданно тратим деньги налогоплательщиков на вип-услуги. Люди говорят, таким образом, а потом удивляются, что не видят элиту в тех местах, где бывают простые люди. Элита не любит, когда ей напоминают о том, что в небоскрёбе жизни, есть ещё и нижние этажи.
Пока мы с Мартином летели в Вашингтон на секретную встречу с оппозицией, я рассказывал ему основной принцип переговорщиков. Я водил пальцем по холодному иллюминатору и говорил:
— Любой еврей, цыган или восточный человек, знают эти принципы с детства. Для успешных переговоров, нужно выработать два рефлекса. Первый — никогда не называть цену первым. Знаешь почему?
— Это я знаю, — согласился Мартин, двигая по гладкому столику вазочку с фруктами. — Если назовёшь цену сам, то можешь продешевить.
— Правильно, — сказал я, кивнув головой. — Никто не может быть уверен, что твой оппонент не приготовил сумму больше, чем ты хотел предложить. Твой противник, если он покупатель, всегда рассчитывает две суммы: минимальную и максимальную. Если твой противник на переговорах продавец, то он называет максимальную стоимость, держа в голове минимальную цену, за которую он готов купить. Наша задача, не соглашаться до тех пор, пока не услышим последнюю цену.
— А какой второй принцип? — спросил Мартин, отправляя в рот пару виноградин.
— Второй принцип в том, — продолжил я, — что переговоры всегда нужно начинать с «нет».
— Нет, — перебил меня Мартин.
— Что нет? — удивился я.
— Нет, — повторил Мартин.
— Что нет? — спросил я, рассмеявшись и толкнув его плечом.
— Это я так тренируюсь, — сказал Мартин и широко улыбнулся, обнажив белоснежные зубы. — Продолжай.
Мне было жарко. Я вытер лоб салфеткой и, вытянув руку вверх, отрегулировал воздуховод вентиляции. Сверху подул приятный поток воздуха. Я прикрыл глаза и крепко прижал руки к подлокотникам. В этот же момент, самолёт немного тряхнуло. После этого, я продолжил:
— Любого переговорщика готовят к встрече. Ему заранее дают два предложения. Одно — невыгодное нам, другое — невыгодное им. Только переговорщик знает, в какую сторону он может двигаться. И только дураки, приезжают на переговоры с последней ценой.
— Мы что, торговаться едем? — спросил Мартин.
— Не знаю, — улыбнулся я. — Но тебе эта информация пригодится не раз. Я хочу тебе объяснить, что любые переговоры, это обсуждение начальных условий, а потом долгая попытка надавить на оппонента так, чтобы нащупать крайнюю цену и уговорить переговорщика согласиться.
— А ты не боишься, — очищая мандарин, продолжил Мартин, — что если ты часто будешь торговаться, то сначала тебя назовут противным скупердяем, а потом будут приезжать к тебе сразу с завышенной ценой.
— Они так и делают, — рассмеялся я. — Всё, что касается бюджета, продаётся по завышенным ценам. В любой стоимости сидит чей-то интерес. Если бы я каждый раз, когда мне предлагают «откат», брал бы доллар…
— Дурак ты, — улыбнулся Мартин. — Если бы ты каждый раз, брал бы «откат», то нафиг тебе понадобился бы доллар?
— Я «откаты» не беру, — став серьёзным, сказал я.
— Ну и глупо, — нахмурился Мартин.
— Как сказать, — посмотрев на своего друга, шепнул я. — Деньги в могилу не унесёшь. А чем больше грязных денег, тем меньше шансов попасть в рай.
— Ты уже на тот свет собрался? — пошутил Мартин. — Я, вот, не понимаю таких хлюпиков как ты, у которых есть должность, связи и возможности, а они ими не пользуются. Тебе приносят, а ты не берёшь.
— Это в тебе твои корни говорят, — улыбнулся я. — Нормальный человек, никогда не будет обманывать общество. Жаль, что сейчас слово «честь» протухло и ничего не значит. Но это тоже хорошо, теперь «люди чести» в дефиците и на нас повышенный спрос.
— Не говори ерунды! — скосив взгляд на меня, сказал Мартин. — Я просто пошутил. Я тоже взяток не беру. На хлеб с маслом хватает и мне достаточно.
Мартин договорил и положил в рот целый мандарин. Он отстегнул ремень безопасности и немного шатающейся походкой, направился в туалет. Я немного посидел и от нечего делать, решил встать и размяться. Я встал в узком проходе нашего маленького самолёта и, положив руки за голову, стал крутить торсом. Потом размял шею и направился к кабине пилота. Я постучал в дверь и стал прислушиваться. Прошло несколько минут, но мне никто не открывал. Можно было бы попросить совета у Грегори, но он был недоступен на такой высоте. Ретрансляторов в небе почти нет.
Я забеспокоился, если пилот меня не слышит, значит, он мог потерять сознание. На нашем самолётике нет стюардессы и второго пилота. У нас всего один «водитель», если не считать «автопилота». Я знал, что вероятность того, что с пилотом что-то случилось, очень маленькая. Попытался успокоиться, но не получилось. Я стучал в дверь со всей силы и уже представлял, как у самолёта кончается топливо и он начинает пикировать вниз. Когда во мне проснулась боязнь высоты, я не выдержал и толкнул дверь.
Дверь открылась и от сердца сразу отлегло. Пилот сидел в своём месте и пил чай из термоса и заедал бутербродами. Огромный штурвал двигался самостоятельно. Пилот смотрел в небо и щурился от далёкого солнца, с удовольствием пережёвывая пищу. Он не обращал на меня внимания, так как был в наушниках. Почему я сразу не догадался в том, что он не может слышать мой стук.
Я стоял в дверях несколько минут и наслаждался видом через переднее стекло кабины. В это время, штурвал немного повернулся против часовой стрелки, и картинка облаков синхронно наклонилась влево. Я почувствовал, как мне пришлось прижаться левым плечом к проёму двери, чтобы не упасть. Поворот был плавным, но все мои чувства были напряжены. Человек всегда так напрягается, когда попадает в новую ситуацию.
Вдруг, я испугался от того, что мне на плечо положили руку. Это был Мартин. Рубашка под его рукой сразу промокла, и мне пришлось недовольно посмотреть на него. Он внимательно смотрел на небо перед нами и как будто загипнотизировался. Я слегка толкнул его назад и отошёл из проёма, уступив ему место. Мартин схватился за что-то обеими руками и стал внимательно смотреть вперёд. Пилот зашелестел пакетом, беря ещё один бутерброд. Он не замечал нашего присутствия.
Мне стало неудобно выглядывать из-за плеча Мартина, поэтому я ушёл на своё место и стал пить апельсиновый сок с мякотью, периодически поглядывая на спину своего чёрного друга. Я несколько раз оттянул рубашку на левом плече, чтобы она не прилипала своей мокрой тканью и быстрее высохла. Хорошо, что Мартин моет руки, но плохо, что не вытирает их.
В это время, Мартин обернулся и громко крикнул:
— Бил, иди сюда! Быстрее!
Я опять занервничал, встал со своего места и быстрым шагом пошёл к кабине. Мартин разговаривал с улыбающимся пилотом, который «не обращая внимания на дорогу», обернулся к нему и снял наушники. Мартин обернулся ко мне и сказал:
— Алекс предлагает нам попробовать сесть за штурвал. Я отказался, может, ты желаешь?