Я наклонился к Дашиному животу и, положив голову на бок, чтобы видеть монитор, громко спросил:
— Сынок, ты меня слышишь?
Даша шевельнулась и убрала мою голову, нечаянно измазав моё ухо в прохладном геле. Она смотрела на камеру журналистов в смущении и сказала:
— Наговоритесь после рождения. Давай сворачиваться. Я голодная и в туалет хочу.
Пока Даша собиралась, я поговорил несколько минут с врачом. Всё шло нормально, ребёнок был здоровым. По его словам, Дашин организм был заряжен энергией и ей ни чего не угрожало. Роды будут естественными, без Кесарева сечения. Так выбрала сама Даша. Мы договорились с врачом, что я буду оберегать Дашу от переживаний.
Врач поругал меня за то, что я совмещаю предвыборную кампанию с беременностью жены. На что я ему ответил пословицей: «…баллотироваться и родить, нельзя погодить». Камеры уже были выключены и журналисты уехали. Я поспрашивал ещё несколько вопросов у доктора, а когда Даша вернулась, мы стали медленно спускаться на лифте на подземную парковку больницы.
Сели в мой служебный автомобиль и поехали домой. Даша сияла от счастья. Она вопросительно смотрела на меня и поправляла ремень безопасности на груди.
— Ты рад, что у нас будет мальчик? — спросила она, пытаясь воткнуть маленькую подушку под поясницу.
— Конечно! — искренне ответил я. — Это же наследник.
— Ага, — улыбнулась она. — Наследник трона. Представь, если я рожу его в тот день, когда ты станешь Президентом США?
— Даша, солнышко, — ласково сказал я. — То, что я участвую в выборах, ещё не означает, что я хочу стать Президентом. У нас другой план.
— Какой план? — строго посмотрела на меня Даша. — Мы что, зря переехали в столицу?
Я посмотрел в затонированное стекло на улицу, где кипела жизнь. Я уже соскучился по Лос-Анжелесу. Мы жили в Вашингтоне уже несколько месяцев и Даше тут очень нравилось.
— Мы помогаем Аполлиону, — попытался объяснить я. — Он должен стать Президентом. Таков уговор.
— Ну и глупо, — фыркнула Даша. — Ты тратишь на эти выборы столько сил, а потом окажется, что всё это зря. Стоит ли стараться ради сомнительного друга?
— Ты не понимаешь, — спокойно сказал я.
— Ну, куда мне, — улыбнулась Даша и обмякла.
У меня в глазах всё потемнело. Сначала всё произошло и лишь, потом пришло осознание того, что послышалось три хлопка, как будто камнем пробили консервную банку. В это же время мне очень больно кольнуло живот и в глазах закружились яркие вспышки. Начиная терять сознание, я увидел заваливающуюся на бок Дашу, которая приоткрыла рот в лёгкой улыбке.
Водитель упал. Автомобиль продолжил движение, пока мы не врезались в бок большого автобуса, на борту которого была реклама улыбающегося Аполлиона.
Последние мои мысли угасали в тумане. В нас стреляли. Надо было бронировать. Даша. Ребёнок.
Очнулся я через несколько часов или дней. Весь мой живот покалывало, и моё тело не покидали мурашки. Я попытался открыть глаза, но смог это сделать не сразу. Было ощущение, что в мои веки засыпали песка. Я не мог опознать окружающих, поэтому сразу стал спрашивать:
— Что с ребёнком? Что с Дашей?
— Всё в порядке, — прозвучало несколько голосов.
Я проморгался и понял, что на меня направленно около пяти телевизионных камер и где-то далеко за их спинами стоит Грегори и улыбается.
— Всё с ними хорошо, — мысленно сказал мне он. — Даша лежит в соседней палате. Пуля застряла в мягких тканях.
— Ты говоришь правду? — подумал я.
— Закрой глаза, я тебе покажу, — ответил Грегори мысленно.
Я закрыл глаза. Картинка сменилась. Я увидел соседнюю палату и лежащую в кровати Дашу. Она лежала без сознания, но улыбалась. Обе её руки обнимали уже большой живот. Врачи ходили вокруг неё со спокойными лицами, которые вселяли уверенность.
— Сейчас покажу тебе чудо, — сказал Грегори мысленно.
Как в документальном фильме, мой взгляд переместился ближе к Дашиному телу. Я увидел, как камера приближается к её левой груди и попадает внутрь раны. Рана глубокая и как раз находится со стороны сердца. Отверстие очень ровное и глубокое. Но что удивительно оно со всех сторон похоже на шрам и нет ни капли крови.
— Тут была пуля, — удивлённым тоном объяснил Грегори. — Каким-то чудом, она побывала в сердце, но кровотечение остановилось за тридцать секунд. Даша потеряла всего 300 грамм крови. Сердце зарубцевалось, мышцы восстановились. Пулевой проход, который ты сейчас видишь, зарастает на глазах. Дашино тело само вытолкнуло пулю в том же месте, откуда она вошла.
— С ней всё в порядке? — спросил я мысленно.
— Я же уже сказал, — недовольно фыркнул Грег. — Почему тебе надо повторять? С ней и твоим сыном всё в порядке.
— А что со мной? — спросил я.
— У тебя такая же фигня, — ответил Грег. — Тебе прострелили бедро. Пуля попала в печень, но последствий нет. Твоё пулевое отверстие уже заросло. Как вы это делаете? Ты не знаешь?
— А что я должен знать? — нахмурился я, открывая глаза.
— Как ваши тела восстанавливают себя сами? — спросил Грегори, стоя за людьми с камерами.
— А я откуда знаю? — спросил я. — У меня вообще ощущение, что я умер.
— Это ваш водитель умер, — спокойно ответил Грегори мысленно. — Я его к себе в рай забрал.
— Какой ещё рай? — спросил я. — Ты выбрал лучший момент, что бы грузить меня этим.
— Ладно, приходи в себя, — улыбнулся Грегори, не открывая рта.
— Сколько времени прошло от выстрелов? — спросил я, чувствуя, как жжёт в месте, где зарастает рана.
— Второй день, — ответил Грегори и растворился.
Через два часа, когда доктора поняли, что я пришёл в себя, операторы ушли, я нашёл силы, чтобы отправиться к Даше в палату. Я похрамывал, но шёл уверенно. Было ощущение, что у меня не пулевое ранение, а синяк. Хотя там было ровное отверстие.
Когда я зашёл к Даше в палату, она уже улыбалась, обсуждая новости со своей лучшей подругой.
Переворот
«Всё что происходит, происходит к лучшему» — смысл этой фразы, понятен не сразу. На самом деле, это управляющий принцип оптимистов. Они всегда считают, что жизнь преподносит полезные уроки под видом неприятностей. Сильные оптимисты используют все неприятности, как возможность показать свои способности преодолеть проблему и по возможности решить её. Слабые оптимисты, игнорируют неприятности и даже не стараются что-то менять. Слабым оптимистам хорошо в любых ситуациях, и они стараются течь по волнам жизни.
Три выстрела по машине, в которой ехал ты и твоя беременная жена — что здесь может быть положительным? Насколько сумасшедшим оптимистом нужно быть, чтобы придумать плюсы в этой ситуации? Слава Богу, ни я, ни Даша не пострадали. Очень жаль нашего водителя, но как сказал Грегори, он попал в рай. Кстати, нужно спросить его о том, что это значит и почему он так уверен про то, куда попадёт наш водитель.
— Твои рейтинги подскочили, — с радостью сообщил Грегори, сидя в моей палате.
— Какие рейтинги? — спросил я, пытаясь вернуться в реальность. Больничная палата, капельницы и постоянные визиты заботливых друзей не располагали думать о работе.
— Весь американский народ думает, что на тебя покушался Аполлион, — самодовольно объяснил Грегори. — Только у него были мотивы.
— Какие мотивы? — непонимающе спросил я.
— Ты вёл против него дискредитирующую компанию, — продолжил он, — народ не глупый, поэтому сделал несложное мысленное расследование. Ты нападал на Аполлиона. Тот понял, что ты начинаешь говорить слишком много правды и решил тебя убрать. Раз он решился на такой грех, он не достоин стать Президентом.
— Ты думаешь, это сделал Аполлион? — спросил я.
— Нет, конечно, — улыбнулся Грегори. — Главное, что так думает большинство. Нам с тобой, это выгодно. Покушения, перед выборами происходят часто, но люди до сих пор на это ведутся.
— Подожди, выходит, покушение, это твоя работа? — предположил я, подозрительно посмотрев на Грегори.