С изобретением денег, отпала необходимость в рабстве. Рабство в наше время заменила работа, ипотека и постоянная инфляция. Мы не можем накопить достаточно денег, чтобы не работать и не выполнять чужие желания. Наши руководители умеют сделать так, чтобы мы сами захотели выполнять свою работу. Вся эта сложнейшая система управления обществом, ведёт к тому, что мы работаем как единый кулак. Мы стараемся действовать сообща, не обращая внимания на бунтарей.
При этом нам нравится постоянно ныть и жаловаться на свою жизнь. Мы всегда недовольны другими странами, своими и чужими руководителями. Мы жалуемся на всё вокруг, мы завидуем тем, кто зарабатывает больше нас. Мы их называем ворами. Мы ненавидим коррупционеров. Нас бесит то, что всё вокруг дорожает и жизнь похожа на бесконечную беговую дорожку. Мы ненавидим тех, кто неправильно паркуется и не умеет ездить. И при этом, мы обожаем этот винегрет из переживаний, эмоций, страхов и зависти.
Ежедневное употребление этого винегрета, позволяет нам не думать о том, какие мы. Вместо того чтобы уделять внимание тем, кто рядом, мы заняты употреблением этого кошмарного сочетания слухов, домыслов и обсуждений. При помощи этого винегрета, мы всегда можем оправдать свои недостатки и бездействие. Критиковать, разрушать, создавать слухи может каждый, а вот создавать что-то новое и полезное, это трудно.
Все мы имели опыт начала какого-нибудь полезного дела. Но, зачастую, нас останавливала целая армия безнадёжных нытиков и критиков. Все они стоят и следят за всеми твоими действиями и задают один и тот же вопрос: «Зачем?». Тысячи глаз вокруг пытаются понять, зачем ты выбиваешься из серой массы. Тысячи ног пытаются запихнуть тебя обратно в общество. Тысячи рук тянут тебя за волосы обратно в толпу, пытаясь объяснить, что ничего хорошего у тебя не получится. Они все шепчутся друг с другом и осуждают выскочек.
И не дай Бог, толпа узнает, что ты не мечтаешь о дорогой машине, яхте, дворцах и власти. Не дай Бог, у тебя окажется старенький затёртый телефон и драный свитер. Не дай Бог, твои стандарты потребления, будут отличаться от общества. Все будут показывать на тебя пальцем и кричать: «Ты не такой!».
При этом если ты оступишься, у тебя наступят чёрные дни, и ты начнёшь жаловаться на свою жизнь, — этим ты осчастливишь тысячи людей. Люди будут обсуждать твою опустившуюся жизнь по телевизору, они будут жалеть тебя и пытаться помочь. При этом, они будут сравнивать твои проблемы со своими, понимая, что их жизнь гораздо лучше.
Так устроено общество. Так оно защищается от выскочек. Так оно защищается от революций. Так у него, получается, быть стабильным и постоянным. И нельзя сказать, что это плохо. Всегда нужна золотая середина. Общество из революционеров, быстро погибнет. Общество из сплошной серой массы, постигнет та же участь. Поэтому нужно их смешивать.
В любом случае, если общество не сможет самоорганизоваться и регулировать свою жизнь самостоятельно, всегда найдутся высшие существа, которые возьмут всех вас под «заботу». И будут ли эти существа действовать в интересах человечества, никто не сможет предсказать заранее. В любом случае, они не будут помогать нам в ущерб себе.
Тринити, Штерн и Грегори — настолько запутанные и непредсказуемые существа, что обычному человеку их действия понять трудно. Но в любом случае, послушать их, будет полезно. Какое оправдание они придумают для ядерной войны, которая могла бы произойти несколько часов назад. Как они будут стараться манипулировать нами после этого. Как после того, что было, они смогут вызвать доверие к себе?
Переговоры
Уснуть я не смог. Новая обстановка бункера меня напрягала. Мои мысли крутились вокруг сотни новых обстоятельств. У меня было ощущение, что уже в конце книги я обнаружил, что будет ещё продолжение на несколько томов. Я сделал короткое обращение нации, где попытался дать понять, что русские запустили свои ракеты первыми. В ответ мы выпустили двести ракет, но после получения сообщения о дезактивации вражеских боеголовок, поступили так же, чтобы не допустить третьей мировой войны.
Мы умолчали о том, что бомбы не взорвались по неведомой учёным причине. Все ядерные объекты страны встали на усиленную охрану, в то время как учёные пытались понять, что произошло с нашим ядерным щитом. Наступило самое напряжённое время, когда проблема уже есть, но она ещё не исследована и мы не можем быть спокойны, что имеем способы её решения. Пока учёные ломали голову над тем, что помешало произойти реакциям деления ядер, я знал, где можно получить ответ, поэтому лёжа под одеялом, ждал, когда Даша заснёт.
— Бил, ты спишь? — тихим голосом спросила Даша, повернувшись ко мне лицом.
— А, что? — делая вид, что сплю, пробормотал я.
— Я, вот, не могу уснуть, — шепнула она. — Может, ты сможешь мне объяснить одну вещь?
— Какую? — громко спросил я, поворачиваясь к ней.
— Тихо! — шепотом крикнула она. — Всеволода разбудишь.
Я был уверен, что Всеволод не спит, а ждёт, когда я к нему подойду. Он наверняка сейчас подслушивал наши разговоры. У нас на утро было назначено совещание со всеми представителями жизни на планете. Нужно побыстрее успокоить и усыпить Дашу и отправляться к Всеволоду.
— Хорошо, какую? — переспросил я тихим голосом.
Даша привстала на кровати и, подложив подушку под спину, стала тихо говорить, было видно, что её эта тема очень волнует:
— Где человечество находит таких людей, которые создают ядерные бомбы?
— Это обычные учёные, — ответил я.
— Это не обычные учёные, а глупые и узколобые, — со злостью произнесла Даша. — Такое ощущение, что их выращивают в бункере, и они не понимают, что взрыв будет сжигать всё на своём пути. И ведь, наверняка, у них высокая мораль. Они помогают старым людям, заботятся о детях и домашних животных, любят своих родителей. А по утрам уходят на работу и создают оружие, которое всё это сожжёт и уничтожит оптом.
— Они об этом не думают, — сказал я. — У них на уме, только изобретения, атомы, протоны и нейтроны. У них адреналин от открытий. Они как наркоманы. Им хочется открыть что-то новое и впечатлить своих коллег. И у них на всё есть оправдание.
— Я слышала эти оправдания, — наморщилась Даша. — Они говорят, что благодаря ядерному оружию нет больших войн уже сотню лет.
— В этом они правы, — спокойно ответил я.
— Нифига подобного, — со злостью прошептала Даша. — Что толку от того, что нет войн, если в мирное время погибает столько людей. И что толку от того, что войн не было давно, а ядерная война сметёт всё человечество с планеты. Ты только представь, что человек прикручивает систему наведения к ракете и не задумывается о том, что и его и всех его родных, эта или подобная ракета испепелит. Тебя не удивляет эта безалаберность?
— Все люди такие, — спокойно ответил я. — Мы всегда умеем фильтровать свои мысли и не думать о плохом. Любой инженер, военный или президент, нажимающий на кнопку, всегда придумает себе множество оправданий.
— Такое ощущение, что ты меня не понимаешь, — нахмурилась Даша. — Я говорю о том, что не понимаю людей, которые создают такое оружие.
— Я тебя отлично понимаю, — обняв её покрепче, сказал я. — Но люди, такие люди. Мне кажется, их очень тяжело исправить. Самое верное, не делать их идеальными, а ставить их в такие условия, где их неидеальность не сможет им навредить.
— Это как с детьми, — улыбнулась Даша, обнимая меня в ответ. — Я читала, что если ребёнок начал что-то делать, не нужно его прерывать. Если он куда-то идёт, значит, у него есть цель. А если прервать это действие, он на всю жизнь запомнит, что не всегда можно достичь своих целей. Если он куда-то пошёл, нужно просто стоять рядом и следить, чтобы он не попал в большую беду. Нужно защищать его от больших ошибок, позволяя ему ошибаться по мелочи.
— Давай спать, — попросил я, поправляя на Даше одеяло.
— Давай, — согласилась она и отвернулась в другую сторону.