социальная утопия в России.
73 «Там, где господствует миф,— пишет Ф. Полак,— утопия не
имеет шанса» (Polak F L. Op. cit., vol. 1, p. 419).
58
и некоторых других странах, то это уже совсем не то «чистое» и цельное мифосознаиие, каким оно было много столетий тому назад. Испытав «разлагающее» воздействие со
стороны утопии, миф интегрирует в себя некоторые утопические элементы или даже принимает — по крайней мере
частично — форму утопии. В свою очередь, утопия может
обретать некоторые мифологические характеристики или
даже превращаться в миф, если утопический проект утрачивает свои прежние функции, «окостенивает» и становится просто выражением некоей абстрактной идеи, используемой либо господствующим, либо угнетенным классом
и своих политических интересах.
Одним словом, утопия и миф не просто сосуществуют, по испытывают потребность друг в друге, обогащают друг
друга, выражают себя друг через друга. В социально-политическом плане такое взаимодействие связано с борьбой
общественных классов и групп, которые видят в мифе удобное орудие идеологической защиты или наступления.
К. Мангейм говорил о том, что поведение социальных групп
антагонистического общества, положение которых «не
требует особого проявления инициативы или спекулятивного предвидения...до известной степени регулируется мифами, традициями и верой в вождя» 74. Сегодня это уже не
просто стихийный процесс, а последовательная политическая линия, результат сознательной политики, проводимой
господствующим классом антагонистического общества и
направленной в конечном итоге на то, чтобы, как говорил
В. И. Ленин, вытравить из сознания народа образы свободы, в том числе и те, которые формируются в русле социальной утопии.
В чисто познавательном плане существование мифосоз-
наиия связано с тем, что человечество, по-видимому, не
может полностью преодолеть в процессе интеллектуальной
эволюции те формы сознания, через которые оно прошло
на предшествующих стадиях своего развития, и совершенно «очиститься» от этих форм: последние продолжают сохраняться в общественном сознании в «свернутом» или редуцированном виде, а в определенных ситуациях, как мы
уже видели, они даже могут усиливаться.
В американском общественном сознании связь между
утопией и мифом отчетливо прослеживается на взаимоот-
Mannheim К. Ideologic und Utopie, S. 170.
59
ношении национальной социальной утопии и «американской мечты».
Исследователи этого феномена справедливо жалуются
на трудности, связанные с определением его сущности, объема и границ. «Необходимо сразу отметить, — пишет
В. П. Шестаков,—что ,американская мечта“ — трудно
определимое понятие. Некоторые американские исследователи вообще считают невозможным сформулировать его
точный смысл, утверждая, что это не логическое понятие, а некая иррациональная коллективная надежда» 75. В подтверждение В. П. Шестаков ссылается на мнение Ф. Карпентера: «Американская мечта никогда не была точно
определена и, очевидно, никогда не будет определена. Она
одновременно и слишком разнообразна, и слишком смутна: разные люди имеют в виду различный смысл, говоря
о ней» 76.
Все трудности вызваны, на наш взгляд, не столько неясностью или неопределенностью содержания «американской мечты», сколько невозможностью расчленить ее на автономные элементы и описать их как рациональные структуры без ущерба для целого. А это как раз и характерно
для мифа, который «задает» не столько конкретное содержание, сколько общую идею, общее представление, по-разному конкретизирующиеся в сознании различных индивидов и классов (и в разное время). Можно без конца перечислять атрибуты «американской мечты», разбирать ее
бесчисленные трактовки — и все равно мы не исчерпаем
ее содержания, ибо, как и всякий миф, она представляет
собой фикцию, в основе которой лежит некая идея, развертывающаяся по ходу американской истории и обнаруживающая бесчисленное множество граней.
В чем же общая идея «американской мечты»? Ее суть
проста: счастливый человек в счастливом мире, только
человек этот — американец со всеми присущими американскому национальному характеру чертами, и мир этот —Америка с характерными для нее особенностями исторического развития. Все остальное зависит от интерпретации
этих символов, тесно связанной и с пониманием особенностей американской истории, и с борьбой различных социальных идеалов.
75 Шестаков В. П. «Американская мечта» и моральный кризис.—США: Экономика, политика, идеология, 1979, № 2, с. 25.
76 Carpenter F. American Literature and the Dream. N. Y., 1955, p. 3.
Цит. по вышеупомянутой статье В. II. Шестакова, с. 25.
60
Поскольку понятие «американский мечты» никогда не
имело четко определенного круга значений, оно использо-
иадось для идентификации разнородных явлений. Более
того, порой через призму «мечты» (которая сама тракто-
иалась как выражение «божественного предначертания») рассматривалась вся американская история и даже
предыстория, если иметь в виду под последней период, непосредственно предшествовавший колонизации Америки.
I \ итоге американская утопия, как мы уже отмечали, часто
оказывалась «растворенной» в «американской мечте», а «американская мечта» выступала как синоним утопии
(если не формально — терминологически, то по существу).
Конечно, «американская мечта» тесным образом связала с утопией, поскольку включает в себя определенный
социальный идеал, представление о желаемом обществе.
По именно включает, а не сводится к нему и потому не
может рассматриваться как синоним утопии, как «тип
утопизма». Американская утопия и «американская мечта» — понятия разного объема: «мечта» как миф не полностью входит в утопию, утопия —лишь частично «покрывает» мечту, включающую такие ценности, ориентации и
установки, которые не имеют ничего общего с утопией.
Если бы существовала археология сознания, то, очевидно, можно было бы показать, что «строительным материалом»
для «американской мечты», которая начала складываться
еще в колониальный период и которая продолжает «достраиваться» и «перестраиваться» и по сей день, были цельные
«глыбы» и «обломки» многочисленных социальных утопий, как привезенных из Старого Света, так и рождавшихся на
американской земле. В свою очередь, «американская мечта»
как миф, не нуждающийся ни в каких доказательствах и
обоснованиях и существующей как факт сознания, служит
стимулом и основанием формирования социальных утопий, которые могут уже на логической, рациональной основе
доказывать и оправдывать те или иные постулаты «американской мечты», облекать их в конкретные, исторически
уместные образы и идеи, выступающие либо в качестве
эталона, либо в качестве непосредственной программы
действий.
Глава II
Становление и развитие
социально-утопической традиции в США
в XIX — первой половине XX в.
§ 1. Диалектика развития
американского социально-утопического сознания
С момента открытия Колумбом Америки она рисовалась
европейцам, а затем и самим американцам не просто благодатным краем, но исключительной страной, где может
быть достигнуто «мировое социальное спасение» 1 и осуществлена утопия2. Это представление, как показала последующая история, никогда не покидало американцев, и если
оно явно преувеличивало исключительность Америки и ее
возможности по части осуществления утопии, то в другом
отношении оно было ближе к истине: Америка действительно стала благодатной почвой для формирования утопического сознания, страной, где утопические взгляды оказывали заметное воздействие на социальную и политическую жизнь. Как писал в этой связи М. Харрингтон: «Америка... была исключительной капиталистической страной.