сознанием такие проблемы, до которых Америка не «доросла» и в первой половине XX в. США конца XIX — первой половины XX в. не пошли дальше негативной утопии, хотя последняя была представлена не только кустарными
поделками вроде «Разрушения Вавилона» Джоакин Мидлер, но и серьезными произведениями вроде «Железной
пяты» Джека Лондона, не говоря уже о такой талантливой вещи, как «У нас это невозможно» Синклера Льюиса.
Если Доннелли предупреждал об опасности прихода
к власти плутократии, а в конечном счете — об опасности
общества и к крушению цивилизации» (Буажилъбер Э. Указ.
соч. с. 1).
195 «Утопист,— замечает Юджин Вебер,— это либо питающий надежду критик, либо питающий надежду бунтарь, ибо у него
есть альтернатива; и даже в такой горькой утопической сатире, как «Железная пята»* все еще звучит нота надежды. Антиутопист не верит в альтернативы: слишком поздно в них верить.
Он повержен прежде, чем он взял перо в руку» (Weber Е. The Anti-Utopia of the Twentieth Century.— In: Utopia. Ed. by George Kateb. N. Y., 1971, p. 86).
166
революционного взрыва, то Джек Лондон, выступавший
с иных позиций (в защиту идей социализма и установления власти труда) и в иное время (1908 г.), предупреждал об «угрозе олигархии» и опасности контрреволюции.
«Мы видим,—писал он,—как власть Железной пяты...
надвигается на человечество, грозя его раздавить»19в.
Лондон, как и Доннелли, прямо сообщает читателю (хотя и не в столь наивной форме), что видит свою цель в
том, чтобы предостеречь, предупредить о грозящей опасности, которая не является неизбежной и, следовательно, может быть предотвращена. «После крушения такого
мощного централизованного государства, как Римская империя, наступление эпохи феодализма было неизбежно.
Но этого нельзя сказать о Железной пяте. В закономерном
течении социальной эволюции ей нет места. Ее приход к
власти не был исторически оправдан и необходим. Он навсегда останется в истории чудовищной аномалией, историческим курьезом, случайностью, наваждением, чем-то
неожиданным и немыслимым. Пусть же это послужит предостережением для тех опрометчивых политиков, которые
так уверенно рассуждают о социальных процессах» 197. По
сюжету романа, господство Железной пяты оказывается
преходящим —в конце концов рабочее движение одерживает (после семисот лет господства олигархии) победу «во
всем мире». Но тот кошмарный, кровавый мир, который
существовал в течение семисот лет, словно домоклов меч, висящий над народом Америки.
Роман Синклера Льюиса «У нас это невозможно» появился в преддверии президентских выборов 1936 г., когда
шла борьба между сторонниками «нового курса» во главе
с Ф. Рузвельтом и его конкурентами, в числе которых находились такие политические деятели, как Хью Лонг, которого многие американцы демократических убеждений
рассматривали как потенциального диктатора фашистского типа. Своим романом Льюис предупреждал об опасности
фашизма в Америке, который может повлечь за собой и
новую войну, и разруш ение демократических институтов, и подавление личности, и многое другое, чем был чреват
фашизм и о чем можно было уже достаточно определенно
судить по опыту фашистской Германии.
196 Лондон Дж. Железная пята.— В кн.: Лондон Дж. Собр. соч.: В 14 томах. М., 1961, т. 6, с. 94.
197 Там же, с. 95.
167
Льюис рисует воображаемую картину того, что могло
бы произойти в Соединенных Штатах, если бы избиратели
поверили демагогам вроде сенатора Берзелиоса (Бэза) Уиндрипа (прототипом которого, по единодушному мнению
критиков, был Хыо Лонг, хотя последний упоминается в
романе самостоятельно) и помогли ему стать президентом
Соединенных Штатов. В своих предвыборных речах Бэз
Уиндрип рисовал картину, «когда, разрушив старую политическую машину, каждый самый скромный рабочий станет королем и правителем» 198.
Оказавшись в Белом доме, Уиндрип провозглашает
«подлинный новый курс», который в итоге оборачивается
тем, что новому президенту «предоставляется полный контроль над законодательной и исполнительной властью», а «Верховный суд лишается возможности воспрепятствовать любому действию, которое может прийти в голову президенту» 199. В стране устанавливается единоличная диктатура; запрещаются все партии, кроме «Американской корпоративно-государственной и патриотической партии»; ликвидируются профсоюзы; вводится цензура; создаются
концентрационно-трудовые лагеря, посредством которых
«успешно ведется борьба с безработицей»; воцаряется кровавый террор...
Лыоис не был пессимистом. Как Доннелли, веривший, что плутократии может быть прегражден путь к власти; как Лондон, веривший, что господство олигархии может
быть предотвращено, Синклер Лыоис тоже верил, что Америка может избежать участи Германии, если... избиратели
проголосуют за Рузвельта. Разумеется, это была ближайшая политическая цель писателя, за которой скрывалась
тревога о судьбе Америки как демократической страны.
Военные и первые послевоенные годы не дали Америке крупных произведений в жанре негативной утопии. Но
можно с уверенностью сказать, что именно в этот период
в американском общественном сознании начинают вызревать — не без помощи иммигрантов из Европы — те настроения и тенденции, которые впоследствии рельефно
проявились в художественной и политической литературе
и вызвали существенные изменения как в структуре ценностей, отстаиваемых и отвергаемых негативной утопией, так и в соотношении позитивной и негативной утопий.
198 Лыоис С. У нас это невозможно.— В кн.: Лыоис С. Собр. соч
М., 1965, т. 6, с. 109.
199 Там же, с. 146,
friaea ill
Социально-утопические эксперименты
в Америке
XIX — первой половине XX в.
§ 1. Становление и развитие
коммунитарной традиции в США
Америка не дала миру выдающихся утопистов-теоретиков, таких, как Оэун, Сен-Симон или Фурье. И если она занимает видное место в истории утопии, то прежде всего благодаря тем уникальным (по масштабности и богатству
спектра) утопическим экспериментам, ареной которых она
(•тала в XIX в. Именно практики-экспериментаторы, эти
«инженеры от утопии» (многие из них прибыли из Европы, чтобы попытать счастья в Новом Свете) принесли известность Америке как стране утопических поисков.
Вообще характерной чертой американских утопистов
было стремление к действию, к практическому осуществлению утопических проектов. Масштабы этой деятельности
принимали тем более широкий размах, что в США для нее
существовали гораздо более благоприятные условия, чем в
Европе. В Америке была дешевле земля, что имело существенное значение для людей с ограниченными средствами.
К тому же практика создания утогшческо-коммунитарных
поселений, особенно на «новых» землях, хорошо вписывалась в процесс «колонизации» Запада. Да и сам характер
заселения Америки представителями разных народов и
культур делал ее более терпимой в религиозно-культурном
отношении и тем самым более приемлемой для людей, придерживающихся «сектантских» (как в прямом, религиозном, так и в косвенном, светском, смысле) взглядов, а именно таковы были утописты. Наконец, осуществлению утопических экспериментов благоприятствовала позиция
американского господствующего класса и правительства, которые обычно не препятствовали (как это можно видеть
на примере отношения к Оуэну) созданию утопических
общин.
В условиях, когда принцип laisses faire определял основные параметры регулирования материального производства и когда политические структуры США еще находились в состоянии формирования, за утопистами — и
169
теоретиками й экспериментаторамй — как бы молчалйио
признавалось право предлагать обществу в порядке «сво
бодного» рыночного обмена свой «товар», т, е. идеи и проекты, которые общество было вольно принять или отвергнуть, поддержать или дискредитировать. Разумеется, «терпимость» господствующего класса в отношении «безумства» и «вольнодумства» утопических экспериментов но